Хитрый Хехт раскрасил ковчег под деда-мороза и каждый год ставил под ёлку. А на лето отправлял в ящик со старыми игрушками. Критяне вскрыли все тайники, сломали все сейфы. В их представлении урна с прахом должна выглядеть как урна с прахом, а не как славянское языческое ископаемое.
В девяностом году я сидел на Крите. Старался завербовать Гектора Чаталбаша, нынешнего главу династии. Но получилось так, что это он меня завербовал. Платить нам перестали, перекупить лично меня было не сложно. Предложение Чаталбашей казалось даром небес. Мне надлежало просто восстановить историю урны. В награду вполне приличный куш, чемоданчик с английскими фунтами. Если бы я смог вернуть артефакт, чемодан вырос бы в размерах и даже раздвоился. Когда предложение сулит счастливую пенсию в собственном домике на Крите, ему трудно не обрадоваться.
Василь Василич разулыбался, мечтательно посмотрел в хвост уходящему трамваю. Мысленно он сбегал сейчас по горячим камням в лазурь Эгейского моря. В грёзах Василь Василича сияло адриатическое утро, температура воды на побережье достигла 23-х градусов, на небе ни облачка. Лишь сделав пробный заплыв, он вернулся к рассказу:
— Сижу в этом городе уже девять лет. Я ужасно неопытный сыщик. Денег на расходы не спросил, а скупые Чаталбаши не предложили. Решили, у меня всё есть. Снимать жильё было не на что, бомжевать не хотелось. Вот и поселился в лечебнице. Я тоже обыскал Дом с лабиринтом, ничего не нашёл. Оставалось ждать, наблюдать за семьёй. Я знал, что однажды хоть часть истории покажет бочок. Других бизнес- проектов у меня, старика, не было. В России мне светит символическая пенсия, в лучшем случае. Но скорей всего, меня там посадят или просто шлёпнут.
Наследники шкипера Хехта настороже. Семейство закрыто и умеет защищаться. Только при мне с десяток флибустьеров пытали счастья. Все получили по шапке, не без моего скромного участия. Первым делом все ищут Еву. Она официальная наследница. Дедушка очень её любил и в завещании указана только она. Вы поняли, её дед по матери Роберт — праправнук того самого Хехта. И сложно поверить, будто бы она не знает, где спрятан артефакт. Но это так. Иначе господин Яблоков давно бы расковырял горшок. Охмурить юную владелицу было не трудно. Смазливый, окончил театральный вуз. Теперь вот муж и совладелец. Точней, бывший муж. Ева разочаровалась в институте брака. При всей внешней лучезарности Рома жаден, хитёр и совсем не изящен. С ним скучно. И вряд ли он держит её силой. Такую егозу поди удержи.
В девяностых Хехты получили дом в порядке денационализации. Они хотели продать наследство и уехать куда-нибудь, где купальный сезон длится дольше пяти дней в году. Но Ева — существо воздушное. У неё одни танцы в голове. Влюбилась в Яблокова, продавать имущество отказалась. Рассорилась с роднёй.
Про железного деда-мороза я услышал от тебя же, Мотя. В феврале ещё. Но катарсис случился только вчера. Удачные мысли всегда приходят сразу в несколько голов. Яблоков тоже сообразил, что за урод стоит под ёлкой. Нацепил маску Минотавра и вломился в дом. Поступок глупый, но в его духе. Решение пришло внезапно. Вдруг позвонила баба Лиза и попросила посидеть с ребёнком. Он сказал, что занят, сам напялил маску и явился. Рассчитывал, что подумают на какого-нибудь чужого психопата.
Мы с Василь Василичем прошли Задвинье, пересекли мост. Река ещё стояла, на льду грустили человечки с нано-удочками. Говорят, каждую весну с десяток рыбаков уносит в море. За ними потом гоняются на вертолётах. И каждый год война. Рыбаки отказываются бросать ящики и улов. А вертолётчики сундуки в кабину не берут. Только живых идиотов. Такая вот интересная жизнь у людей. Отсюда, с моста, и не скажешь. Сидят, безмятежные внешне. Через пару недель пригреет и начнутся настоящие забавы — катание на льдинах и эквилибристика на вертолётных стропах.
Впрочем, если смотреть снизу, два бредущих по мосту дядьки тоже не выглядят потенциальными убийцами Минотавра.
Глава десятая
Лезть в окно Василь Василич отказался. Рассудил, только время зря потратим в коридорах. Надо идти в дверь. Встреча с охраной неизбежна. Мы пристроились в хвост грузной даме, хотели проскочить в кильватере, но она прошла мимо. Пришлось увлечённо изучать югендстиль. Ходили вдоль дома задрав головы, показывали руками на фасады. В проклятую дверь никто не входил. Дошли до конца улицы. Потом вернулись. К подъезду подкатило такси. Вышел длинный господин с портфелем, направился ко входу. Василь Василич подлетел к нему быстро и бесшумно, как поезд на магнитной подушке. Длинный гражданин не успел закрыть дверь. Василь Василич встал в проёме, улыбнулся, поздоровался, придвинулся так близко, что портфелю пришлось отступить. Василь Василич заговорил с ним о погоде, как со старым знакомым. Со стороны казалось, вошли два приятеля, весёлый и растерянный. Я пристроился третьим, стал поддакивать, заявил, что того и гляди распустится вишня, такая теплынь, удивительно. Долговязый сконфузился, он нас не помнил совершенно. Попрощался, мято улыбнулся и заспешил к лифту. А мы повернули направо, в кабинет Яблокова.
Выполз охранник, похожий на мастифа. Новое лицо. Ещё никем не битое. Поинтересовался, куда мы.
— Видите ли, любезнейший, — сказал Василь Василич и подошёл вплотную. Он едва доходил стражу до плеча и выглядел подслеповатым профессором филологии. Дальше я не понял. Василь Василич будто споткнулся и припал к здоровяку. Тот ахнул и осел. И лежал потом безмятежный. Ему стало безразлично, кто и куда. Ещё одна бедная жертва моей страсти. Мне было неловко перед этим мирным бугаём. Переступая через его тушу, я шепнул «Простите». Но вряд ли он меня услышал.
Василь Василич обернулся.
— Послушай, сейчас мы войдём, поговорим, заберём своё и смоемся. Никакого больше рукоприкладства. Я объясню, что урна не волшебная. А ты выскажешь свои медицинские переживания. Я заберу урну, ты возьмёшь номер её телефона. И всё. Держи себя в руках.
Мы вошли в просторный кабинет господина Яблокова. Видимо, он сам недавно вернулся. Морда Минотавра валялась тут же, в углу. Он не ждал погони. С пустого стола зло таращился тот самый дед-мороз. Правда, неприятная у него рожа. Даром что древний грек. Яблоков любовался страшилищем, развалясь в кресле. Недовольно взглянул на нас, вошедших без стука. Василь Василич его не заинтересовал, а на меня он поднял бровь.
— Снова ты?
Ответить остроумно я не успел. В комнату вбежал, мне показалось, целый эскадрон нукеров в чёрном. Кто-то принялся крутить мне руки, кто-то взялся за Василь Василича. Я кричал, что всем сейчас хана, такой я смертельный в гневе. Махал лапами, но вряд ли кого травмировал. И тут меня ткнули в печень. Пол повернулся, встал вертикально, окно переместилось на потолок. И свет погас.
Очнулся под грудой тел. Василь Василич обеспечил нам потрясающую викторию. Я растолкал поверженные туши, выбрался. За время моего отсутствия диспозиция изменилась. Художественно разбросанные по кабинету, там и сям дремали охранники. Яблоков так же смотрел из кресла, очень недовольный. Как сказал бы поэт Бродский, «… застыло всё… лишь мотылёк по комнате кружил…».
В дальнем углу ринга, как огромные жуки, топтались в клинче Василь Василич и Гагарин. По всему, наши проигрывали. Гагарин двигал локтями как машина для перемешивания теста. И лишь теснота объятий мешала ему выключить самого интересного психопата Рижской психоневрологической клиники. Василь Василич держался, но было видно, совсем скоро ему капут. И мне тоже.
Очень спокойно, будто всегда так делаю в чужих кабинетах, я поднялся. Взял деда-мороза, (Яблоков чего-то крякнул), подошёл и треснул Гагарина в бритое темя. И Челубей обмяк. Василь Василич аккуратно опустил противника, пощупал пульс.
