койка, надо думать, стоит. И подушка, скорей всего, имеется. И кормежку дают — не эскалоп с гарниром, но уж чего-нибудь да подкинут. Вот и вся камера…
Между тем у мужичков в комнате шел какой-то свой разговор, в основном, видимо, бессловесный, знаками и взглядами, ибо до Пермякова вдруг долетела уверенная фраза румяного:
— А я и не сомневаюсь: все сходится.
Везет ребятам, машинально подумал Пермяков, у других бы не сошлось, а у них ну все сходится!
Он так и сидел у стола — сгорбившись, лбом в ладонь.
— Не пишет, — уличающе сказал Артур.
— Его дело, — равнодушно ответил румяный, — значит, нечего писать.
Пермяков на эти важные слова не только не отреагировал, но как бы и вовсе их не уловил. В сон, что ли, клонит, подумал он. Но тут же понял, что сон ни при чем, что заторможенное, апатичное его состояние надо определить по-иному. Отдыхает человек. Просто отдыхает.
В последние годы с ним уже бывало такое.
В разгар серьезных событий, приятных или тревожных, когда надо было немедленно действовать, он вдруг выпадал из разумной и перспективной суеты и отдавался на милость ситуации, как пловец, что сверлил и резал волны, а потом вдруг лег на спину и покачивался безвольно, и вполне ему хорошо. Вот так нелепо Пермяков поступал и, пожалуй, ни разу в своей бездеятельности не раскаялся. Куда-нибудь да выносило. В таких случаях главное — ничего не иметь. Если ты на коне, тогда, конечно, полный смысл суетиться, не то добрые люди как раз коня и уведут. А пешему хорошо — ему терять нечего.
На спину, подумал он, на спину…
Пермяков поднял голову и увидел, что парни смотрят на него с любопытством и некоторым страхом, как на приговоренного или безнадежного больного. Разочаровывать их было жаль. Он виновато усмехнулся и развел, руками.
Румяный понял по-своему и спросил сочувственно, даже дружелюбно:
— Так где кольца-то?
Анекдот, подумал Пермяков и ответил:
— Это надо поискать.
Румяный посуровел:
— Ну, глядите, вам же хуже.
Пора бы и уводить, подумал Пермяков. А вот чего-то не уводят. Может, некуда? Может, в этом городе будущего и кутузка-то не предусмотрена? Да нет, так не бывает, без кутузки нельзя…
Размышляя, он до того отвлекся от реальности, что даже вопросительно посмотрел на румяного: когда же, мол, и куда? Но тот переглядываться не пожелал, лицо его было неподвижным и суровым.
А и уведут, так ненадолго, подумал Пермяков. И вдруг по сердцу паучком скользнуло трусоватое сожаление, что ненадолго, что нельзя, не получится года хоть на два залечь в эту глухую берлогу, уйти за проволоку и там, в скудном и замкнутом мире, надежно укрыться от забот, от чьих-то судеб, от ответственности за то, что творится на воле, от родственных писем под копирку…
Идея была глупая, стыдная и страшноватая. Пермяков хмыкнул, скривил губы и сам себе сказал, что толкать судьбу под руку самое последнее дело: монетку крутит она, вот и пусть себе крутит, что выпадет, то и ладно…
Он хотел ответить румяному, но не успел — звякнул телефон, и румяный вцепился в трубку:
— Ну?!.. Да здесь, у меня, объяснение пишет… То есть как? Точно?.. Ага. Ясно. Понял… Говорю же — понял.
Он положил трубку, перевел дух и спросил погасшим голосом:
— Так почему же вы, Пермяков, нигде не работаете? Пермяков посмотрел на телефон, вник в ситуацию и спросил без ехидства, просто уточняя:
— Объяснение можно не писать?
— Можно не писать. А работать все-таки надо. Тогда не будете давать повод для подозрений.
Молодец, подумал Пермяков, умно вывернулся. И извиняться не нужно. Не дурак малый. Самолюбивый, а не дурак.
— Кольца-то нашлись? — спросил он.
— Найдутся.
— Вора, значит, поймали?
— А куда он денется? — сказал румяный. — Тут вору деться некуда. Единственная дорога, перекрыли — все, капкан.
За спиной у Пермякова дернулась дверь. Голос, уже слышанный, как-то начальственно произнес:
— Ну, что тут у вас?
Пермяков обернулся и сразу узнал Викентьева. Тот был в хорошем костюме, свежей сорочке и галстуке. Неторопливый, уверенный, большой. С любого взгляда начальник.
— Да вот, занимаемся, — неопределенно ответил румяный и встал.
— Сиди, — сказал Викентьев. — Происшествие?
Румяный ответил без особой охоты:
— Выясняем. Вот товарищ живет — ни прописки, ни работы, место в общежитии занимает незаконно.
— А профессия?
— Говорит — путешественник.
Викентьев пригляделся:
— Ого! Знакомая личность. Значит, спичку поднимаете, да?
Молчать было невежливо, и Пермяков ответил:
— Бывает.
— А документы нормальные?
— Паспорт есть, — сказал румяный. — Вот. Пермяков Николай Антонович.
— Мда… — осуждающе протянул Викентьев, словно огорчившись тем, что такие прекрасные имя и отчество достались недостойному. Он развел руками и совсем уж дружелюбно пристыдил: — Что же вы так, Николай Антонович, а? Спички спичками, а работать надо.
— Это верно, — согласился Николай Антонович. Спорить ему не хотелось.
— А верно — так что же не работаете?
— Не получается.
— А живете на какие средства?
Николай Антонович криво усмехнулся:
— Какие средства, так и живу.
— Ребята кормят, — дал справку Артур. — А он им судьбу угадывает.
— М-да, — вновь сказал Викентьев и зевнул, — нехорошо. Он был вальяжен, ленив, явно никуда не торопился, и в штаб, скорей всего, заглянул поразвлечься после рабочего дня. Николая Антоновича он журил благодушно, как добряк учитель шаловливого первоклассника — не давал себе труда хоть фразу подыскать поядовитей. И эта ленивая снисходительность была хуже злости.
А чего ему на эмоции расходоваться при такой-то должности, подумал Николай Антонович себе в утешение. Но не утешился, ибо понимал, что причина не в должности. Просто само дело, которым уверенно и, видимо, удачливо ворочал этот крупный мужик, было так велико, что неприятности, которые мог вызвать затесавшийся на стройку случайный бич, в этих масштабах не просматривались и потому не стоили нервных затрат.
— Человек вы зрелый, — продолжал Викентьев, — должны молодежи пример показывать, а вы? На иждивении у мальчишек. Неужели не стыдно? Вот так, честно.
— Честно? — Николай Антонович вздохнул. — Если честно — нет, не стыдно.
Начальник наконец-то удивился:
— Как так? Почему?
— Так ведь люди и должны помогать друг другу.
В глазах у Викентьева засветился некоторый интерес:
— Любопытно у вас получается! Вам люди должны помогать. А вы им?
