южных земель, ах и конечно, как я могла забыть, победивший многочисленный клан темных. Великий Ранагнар, привыкший добиваться всего и всех. Ты давно, сын мой, задумывался о чем-то кроме своего величия?
Ранагнар побелел от ярости, не будь она его матерью, он уже заставил бы ее ответить за эти слова.
– А знаешь ли ты, сын мой, о том, что бывает с ночными нимфами, если их принуждать силой?
Мать как всегда перепрыгивала с одного на другое и он, глубоко вздохнув, дабы сдержать свою ярость, тихо ответил:
– Мне известна история ее матери, но та осталась жива вопреки этому странному проклятию, по крайней мере, ходила и разговаривала. Что вас еще интересует?
Он требовательно посмотрел на мать, ожидая чего угодно, но не слез, а высшая плакала. По величественному лицу, которое она всегда являла подданным и членам своей семьи катились крупные слезы. Ранагнар никогда не видел, чтобы его мать позволяла себе подобное, никогда, даже когда умирал его отец, даже когда умер ее любовник. Женщина встала, стараясь сдержаться начала рассматривать резные потолки, изысканные витражи на окнах, великолепные гобелены, и лишь спустя время повернулась к сыну.
– Ты ублюдок, Ран. Жестокий, бесчувственный и мерзкий. Я ждала, я надеялась, что мой сын будет другим, благородным и величественным. Величия в тебе как вод в северном океане, а благородством тебя судьба обделила. – Он вскочил, но она одним жестом отбросила его назад, – И мне жаль, мне впервые безумно жаль, что я более не являюсь Хранительницей клана, тогда я смогла бы спасти ее, сейчас мне остается лишь смотреть, как ты ее убиваешь!
За окном начиналась буря, Нимерина вздрогнула, она и сама не ожидала, что ей будет настолько больно, судорожно вздохнув, она подняла голову вверх, в глупой надежде, что слезы перестанут струиться по ее лицу.
– Ты просил выдать тебе секрет власти восточного правителя, я пойду на это, сын мой, – теперь она почти шептала, чувствуя как от боли разрывается материнское сердце, – но ты поклянешься, что ребенка отдашь мне!
Ранагнар отброшенный силовой волной встал и стряхнул с колен остатки раскрошившегося стула, он медленно подошел к матери:
– О каком ребенке идет речь, мать?
Нимерина смотрела на сына так, словно впервые видела его. Рослый, темноволосый и как две капли воды похожий на своего отца, хотя нет Гиар сидион Агнар, был немногим выше нее, сын все же выше.
– Я говорю о ребенке, которого носит твоя жена. – Высший побелел, – Что же ты не радуешься сын? Ты ведь этого хотел, не так ли? Где же ликование в твоих глазах? Мерзавец! И ведь знал же, ты же все знал! – Она, не отрываясь, смотрела на сына, и не понимала, как ее чрево могло породить такое чудовище.
Ранагнар отвернулся от матери, прошелся по комнате, посмотрел, как буря за окном все разрастается и свист ветра уже перекрыл шум фонтанов в саду.
– Слишком рано, слишком. Ты сможешь его убить? – он задал вопрос холодным тоном, не показывая своих эмоций.
Ветер срывал ветви деревьев, сбивал с ног людей в городе, ломал ставни, разбивал стекла, а Нимерина чувствовала, что не в силах успокоить разбуженную стихию. Высшая потянулась к ветру, и поняла что это не она, не ей плохо настолько, что буря вышла из-под контроля, не ее эта боль, которая вот-вот начнет собирать урожай смерти. Она с удивлением посмотрела на показное спокойствие сына, осознала произнесенные им слова, и, не смотря на очевидное, не могла поверить.
– Ран, ты любишь ее? Не может быть, ты не способен…
Небо за окном потемнело, на землю начали падать крупные капли холодного дождя.
– Ты сама ответила на свой вопрос. Я не способен любить! – Высший спокойно смотрел на мать.
– Тогда почему? – Нимерина, – зачем ты мучаешь ее? Ты ведь знаешь, что с рождением ребенка она погибнет. Или надеешься все исправить? Глупец.
За окном полыхнула молния, высшая невольно вздрогнула, услышав раскат грома, а затем нарастающий шум урагана.
– Останови стихию, Ран.
Он лениво взглянул на улицу, похоже только сейчас заметив, что творится за окном.
– Ты разбудила, ты и останавливай. Мать, ты не ответила на мой вопрос, ты сможешь его убить?
Нимерина испуганно смотрела, как начинают рушиться здания в городе, который из окон дворца просматривался как на ладони. Вдали она рассмотрела ветряную воронку, и поняла, что ураган нарастает.
– Ранагнар, останови стихию! Это не моя боль, а твоя, упрямый идиот. Это твое наглядное пособие как ты разрушаешь свою жизнь! – он все также смотрел на мать, и ждал ответа на свой вопрос, – Данирен испугается, Ран, останови это.
Он вздрогнул, отошел от матери и подошел к окну. Затем медленно вдохнул в себя наполненный озоном воздух и стихия замерла. Высший привычно брал эмоции под контроль, ему всегда приходилось себя контролировать, с раннего детства, мать подошла сзади и положила руку ему на плечо.
– Я никогда не рассказывал тебе, как он умер, – собирая своей ветер, прошептал высший, – он просто не захотел жить после твоего ухода, он отказывался от еды, от света, от всего. Он просто не хотел жить без тебя. А ты ушла… Бросила его умирать и вышла замуж, родила другому другого сына. Он умер, когда узнал, о рождении Ретана.
Андарион накрыл дождь, мелкий, словно рыдало небо…или маленький мальчик, которого так долго Ран прятал в себе, и Нимерина видела своего ребенка таким впервые.
– Ты считаешь меня жестоким, – продолжил Ранагнар, – возможно я и жесток. Но я никому не отдам, то, что мне дорого. Я не буду молча умирать, зная, что мою женщину ласкает другой, что она улыбается другому. – На улице снова громыхнуло, и Ран на секунду замолчал, вновь успокаивая стихию, – Я никогда не отпущу Данирен, она моя! – раскаты грома сотрясли дворец, – если ты не поможешь избавиться от ребенка сейчас, я обращусь к верховной Хранительнице кланов.
Высшая тяжело вздохнула.
– Ты не спросил, как я узнала, Ран. Вчера ночью расцвел цветок на родовом дереве, малыш уже принят в клан. – Нимерина тяжело вздохнула, – Я хотела поздравить тебя…пока не увидела кто твоя жена. Я не смогу убить зародыш и никто не сможет, у тебя родится сын. Родится в положенный срок и он будет высшим, как и ты. Ты любишь ее, видимо даже себе признаваться не желаешь, но любишь. Не стоит ей мстить за отца, Ран, девочка не виновата, что я не любила его. Ненавидела, презирала, боялась, но никогда не любила.
Дождь все усиливался.
– Неужели все ночные нимфы погибают, дав жизнь ребенку? – он с надеждой посмотрел на мать.
– Нет, не все. Лишь те, кого лишили свободы, кого лишили желания жить, те, кто не привязан душой. Ты был на поляне танцующих в ночи, ты видел их. Они прекраснее дриад, грациознее темных, они притягательнее высших. Слишком многие мечтают заполучить ночную нимфу, но душа нимфы в танце, ее жизнь в лунном свете, лиши ее свободы и нимфа начинает медленно погибать. Данирен дочь человека, но у нее душа нимфы и проклятие танцующих в ночи коснулось и ее. Она слишком красива чтобы обличенные властью и силой самодовольные индюки могли пройти мимо, не правда ли, сын?
Наверное, Нимерина была жестока, но даже сейчас вместо сочувствия, она не упустила возможность поиронизировать.
– Великий Ранагнар, о твоих победах над женскими сердцами ходят легенды. Даже женщины темных забывали о гордости в твоих объятиях, но та которую любишь ты, тебя ненавидит. Что, сын мой, стоило влюбиться, как ты растерял все навыки искусства любви?
– Уйди, бывшая хранительница, – холодно произнес Ранагнар, по окнам побежали ледяные узоры, – просто уйди.
– Ты не ответил на мой вопрос, – высшая отошла от повелителя, – ты отдашь мне ребенка? – Ранагнар молча отрицательно покачал головой, и высшая не сдержалась, – Хочешь вырастить из него
