Вокруг, как и раньше, было тихо. В землянке поднялся галдеж. Сергей метнулся туда. Навстречу выбегали люди.
— Порешить его на месте!
— Пропустите Кузьмича!
— На своего поднял руку, выродок!
У Сергея похолодело в груди. «Неужели Кум?.. Неужели Дмитрия?» Он протиснулся в дверь. Люди столпились у стола. Кто-то тяжело стонал. Сергей протолкался в круг. Дмитрий лежал на сдвинутых скамейках. Партизаны склонились над ним. Лицо Дмитрия было бледным, сухими губами он жадно ловил воздух и горячечным взглядом метался по закуренному потолку, по фигурам людей, словно что-то искал и никак не мог найти. Сергей подступил еще ближе и увидел вдруг, что гимнастерка Дмитрия на груди и на правом плече была мокрой, черной. Сергей почувствовал, как жалость сдавила ему горло.
— Вот так учат нас, простаков, — сказал кто-то рядом.
— Теперь и мы кое-кого научим, — сразу же ответил ему голос другого.
Сергей повернулся на голос и увидел Бондаря.
Дмитрия взяли несколько пар рук, перенесли к теплой стене. Вытянувшийся, он казался больше, длиннее. Его бледность резко подчеркивалась смоляно-черной бородой и усами.
Поднесли поближе коптилку, светя Кузьмичу. Дмитрий закрыл глаза, начал дышать еще чаще.
— Отстранитесь, дайте больше воздуха, — сказал Кузьмич расстегивая окровавленную гимнастерку лейтенанта.
Открыли дверь — повеяло свежестью.
— Сережа... Алексей... вы здесь?
Оголенная широкая грудь высоко поднималась и падала. Кровь текла из раны под руку.
— Дмитрий! — закричал Сергей и тут же закрыл рукой рот, глаза, все лицо. Зарыдал.
Наклонился и отошел. Поднялся по ступенькам наверх.
«Как же так, как? — жгла мысль. — За что?»
Кто-то пробежал мимо него к землянке. Сергей двинулся по стежке. Во тьме толпились партизаны.
— Куда его?
— На месте! Куда же...
— Браточки, хлопцы, у меня же детки... Войдите в их положение. -
— Стреляй гада!
— Браточ!..
Бах!
— Не падай, я нервы твои проверяю. Самосудом партизаны не расправляются.
— Мы тебе отпустим законную пулю.
Кто-то взял из рук Сергея автомат и сказал:
— Иди спать.
Сергей стоял, прислонясь к стволу дубка. Шумело в голове, стреляло в ушах.
«И мы кое-кого научим», — опять кто-то повторил, или это Сергею послышалось. Он встряхнулся, в единый миг охватил мысленно все, что происходило вокруг, и решительной поступью пошел в землянку.
Там было еще теснее. Дмитрий, забинтованный, укрытый шинелью, совсем белый, лежал с неподвижным взглядом. В ногах стояли истоптанные унты. Голенище одного из них было рваным. Бондарь держал в руках партийный билет лейтенанта и какую-то фотокарточку. Дмитрий никогда не показывал ее Сергею.
Дмитрий пошевелил головой, поднял взгляд на Бондаря.
— Жжет мне грудь, ребята...
Кузьмич наклонился над ним:
— Успокойся. Потерпи немного.
В землянку вошло еще несколько человек.
— Где вы его?.. — спросил Бондарь.
— Связали руки... Стоит под стражей.
— Расстрелять! — крикнул один из вошедших.
— Нет, ребята, нет, — отозвался Дмитрий. — У кого нет силы в словах... тот хватается за оружие. Пусть кровью своей искупает... Пошлите в бой. Жжет меня, братишки... В больницу бы, в село...
Угнетенные, безмолвные стояли партизаны.
— Кого же командиром, товарищи? — спросил после паузы Бондарь. Никто не ответил.
— Возьмись ты, — проговорил Шевцов скорбным голосом.
— Давай командуй, Алексей!
— Тебе доверяем.
У Бондаря над глазами собралось бугристое надбровье; провел рукой по лбу и не осмеливался поднять глаза на присутствующих, которые смотрели на него.
— Я что... разве только при вашем дружном согласии, товарищи. Я бы, конечно, все по-новому. Как мне представляется.
— Кто за то, чтобы Алексей Бондарь отныне был командиром нашего отряда, прошу голосовать, — обратился Шевцов.
Поднялись руки. На дворе протяжно заржал конь. Это было так неожиданно, что какой-то миг никто не обронил ни звука, не шевельнулся. О чем-то совсем ином, далеком от происходящего здесь напомнило ржание голодного коня. Даже Дмитрий повел своими помутневшими глазами в сторону двери, словно ожидал чьего-то прихода.
— Я подчиняюсь вашей воле, — тихо и хмуро промолвил Бондарь. — Клянусь быть беспощадным к немецким оккупантам и изменникам нашей Родины. Больше ничего не скажу. Слушайте мой приказ. Нарожный Сергей, Шевцов Василий и Кузьмич — вам немедленно везти раненого в ближнее село... Сейчас, ночью... Где у тебя есть близко родственники, Сергей?
Дмитрий простонал и судорожно вытянулся, откинув голову.
— Льда бы мне на грудь, льда...
— Иди запрягай лошадей! — приказал Бондарь Сергею.
Тот стоял у порога, думал, как провезти Дмитрия и к кому.
— Запрягай, Сережа, — ласково промолвил Бондарь, приблизясь к юноше. — Куда есть дорога, кого хорошо знаешь, туда и пробирайтесь.
Сергей глянул своими быстрыми глазами в темные, непроглядные, словно ночь, глаза Бондаря. По искоркам, которые в них заметил, по насупленному надбровью угадал, как много силы и мужества таится в этом человеке, и сам проникся его энергией.
Бондарь положил руку Сергею на плечо:
— Иди.
Сергей бегом подался по ступенькам.
Шевцов направился было за ним, но Бондарь остановил его у двери.
— Что мы с тем, подлюгой? — прошептал у самого уха Бондарь, ловя взгляд Шевцова.
— Прикончить на людях, и все! — рубанул рукой Шевцов, глядя из-под белых бровей сухими обжигающими глазами.
Бондарь отвел глаза в сторону, опустил голову. Дмитрий застонал снова. Бондарь посмотрел на него, затем кинул взгляд себе под ноги:
— Решить — последняя мера... Человек же, отец, муж... Верно? И как же своего... Понимаешь?
— Он стрелял во всех нас, а мы все в него! — голос Шевцова кипел гневом, даже срывался.
— Распекли его сильно. Одумается он — покается.
— Правдой, но не ложью доняли! А впрочем, смотри сам, ты теперь командир.
Шевцов решительно пошел дальше. Бондарь не торопясь поднялся по ступенькам за ним.
На дворе стояла густая темнота, пропитанная сырым, липким туманом. Бондарь слушал, как хлопцы выводили, понукая, лошадей, как лошади звучно чавкали копытами в грязи. А за этими близкими звуками где-то дальше вставал стеной неумолкающий шум весеннего половодья.
