— Телеграмма, товарищ гвардии полковник.
Покрышкин по привычке быстро оделся.
Офицер связи замешкался. Его глаза сияли, но с уст никак не могло слететь нужное слово.
— Разрешите, товарищ командир, поздравить вас, Вам... Вы — трижды Герой Советского Союза!
Так пришла к нему высшая почесть народа, высшая слава.
Добрая весть вмиг облетела всех.
Летчики родного Шестнадцатого полка, офицеры, политработники заполнили дом.
До утра не гас свет в комнате комдива. Большая радость пришла из Москвы к прославленным соколам в польское село, много воспоминаний и мыслей разбудила.
С утра хлынул поток приветствий.
Через несколько дней Покрышкина вызвали в Москву получать награду.
20
Девять лет Покрышкин не был в Новосибирске, не виделся с родными. Когда же, если не теперь, проведать их? Ему дали пять дней. Самолет понес гостя навстречу солнцу.
Приземлялся в городах Урала, выступал на заводских митингах перед творцами танков, самолетов, и вновь под крыльями расстилались леса и степи, пробегали облака. А в голове все время были родной город, мать, жена.
Вот и аэродром, где он впервые увидел самолет. Умолкли моторы. Гремит оркестр. Море голов... Вон мать, Мария, но к ним не пробиться...
Волной нахлынула ребятня. Глазенки горят, не так ли когда-то и он жадно глядел на пилота, который только что спустился на землю из-за туч? Всех бы обнял, приласкал... Только после митинга удалось подойти к своим. Потом за все дни пребывания дома очень мало приходилось с ними видеться. Его просили побывать в фабзауче, где учился, в цехах завода, на котором работал, на новых больших предприятиях, которые выросли в годы войны. Со всеми хотелось увидеться, передать труженикам теплые слова фронтовиков.
Дни пролетели, пора в путь-дорогу. Прощание на аэродроме. Ревут моторы. Звучит оркестр. Слезы, объятия. Война, долг зовут трижды Героя на фронт.
Из Москвы Покрышкин прилетел на аэродром села Мокшишув на самом новом советском истребителе Ла-7. Полк готовился освоить эту машину.
В его комнате на столе лежало множество телеграмм, нечитаные газеты. Просматривая их, в одной из газет увидел фото со следующей надписью: «Подарок будущему ребенку трижды Героя». Сибиряки преподносили Марии детские рубашонки. Вдали от родного дома его снова охватило волнение.
С переднего края, как запоздалый гром, доносилась канонада.
21
От Вислы до Берлина он проехал на «газике». Не в колоннах по широким автострадам, а рядом с машиной командира танкового корпуса, просеками, оврагами, там, где продвигался фронт. Он ежедневно находился в том месте, откуда было видно и поле, и небо решающей битвы. Руководил с земли по радио воздушными боями. Посылал самолеты туда, куда просили танкисты, командиры стрелковых частей. А ночью, не включая фар машины, возвращался в штаб дивизии, чтобы направить ее дальнейшие действия.
Берлин горел. Покрышкин прибыл в Шестнадцатый полк, отобрал группу из трех летчиков, с которыми ходил на боевые задания на Кубани, на Украине. Поднялись в черное, задымленное небо Германии. Долго ходили гвардейцы над Берлином. Иногда натыкались на «мессеров», но те так старательно удирали, так быстро пропадали, что их ни на каких машинах не догнать. Очень хотелось трижды Герою сбить шестидесятый вражеский самолет...
Берлин, Дрезден, Прага... А через несколько недель трижды Герой Советского Союза на Параде Победы в Москве нес Знамя 1-го Украинского фронта. В звучании музыки и шагов ему слышались отзвуки прошедших боев.
После войны «начался» Покрышкин авиатор-командир. Это было еще одно «начало» человека, в котором раскрывались новые способности, освещенные светом верности Родине, партии, Вооруженным Силам нашего миролюбивого народа.
Признание его заслуг перед Родиной пришло к нему без опоздания, вслед за его подвигами. Его имя упоминается во всех работах по истории Великой Отечественной войны, во «Всемирной истории», изданной в наши дни.
На центральной площади родного города, вблизи от отцовского дома, в Новосибирске, на высоком постаменте установлен его бюст.
ВЕТЕРАНЫ
Сельская хроника
Вечер после дождя
От Киева до Бородянки можно добраться двумя путями: современным, прямым, как инверсионный след истребителя, и старым, почти летописным. Поедем через села, насыщенные гомоном веков, шумом лесов и тенью просек.
Гостомель, Блиставица, Озера, Лубянка, Здвидживка, Бабынци... А дальше, за Бородянкой, на этом пути Загальци, Волыца, Воробьи, Кухари, Коростень.
В Бородянку я выехал дождливым вечером. Тучи над шляхом, сумерки и потеки воды по стеклам машины — сквозь них особенно привлекательными представлялись и село, и люди, к которым я направлялся. Я знал их мало, после нескольких встреч, но нынче их образы освещали мне затканный полосами дождя полесский край.
Все было так, как издавна заведено. Сельский вечер после теплого летнего дождя, извечно праздничный. Дети бегают по голубым лужам, взрослые любуются омытыми деревьями и грядками, цветниками, а в конторе колхоза мудрые головы обсуждают работы завтрашнего дня.
— Пятнадцать человек — косами косить сено на влажном. Где посуше, пойдут два трактора с косилками, а третий трактор с граблями. Все скошенное сложить в валки до единого стебелька. Бульдозер будет «утаптывать» измельченную траву в траншеи.
Рассудительный голос председателя был спокоен, как и этот вечер.
Из раскрытого окна ясный свет льется на куст жасмина. Капли, падая с ветки высокой липы, на мгновение вспыхивают искорками.
В комнате стало тихо. Люди, сидящие вокруг стола, наверное, на минутку мысленно унеслись на поля, которые начинались сразу за колхозной усадьбой.
...Лен подрастет за ночь. Картофель подскочит за несколько дней, разовьется. Кукурузу в нескольких местах подсадить надо, проволочник подъел. На овощи пусть льет, рассада тут же поднимется. А сено после
