драться с врагом. А драться необходимо, иначе уничтожат тебя. Он проводил взглядом Семенова, который снизился к самой земле и взял курс на аэродром.
Вертелся между «мессерами», даже огрызался, когда атаковали, и оттягивал к Днестру. Там, за Днестром, среди широких полей, есть зеленое поле причала. Добраться бы туда...
«Миг» с пробоиной в крыле с ходу сел на аэродром. Кто видел, как он летел, тот понял, после какого тяжелого боя он возвратился домой.
Выключив мотор, Покрышкин несколько минут сидел в кабине неподвижно. Слушал тишину. Слушал умолкающую раненую машину. Любовался степью, небом, тучками. Все вокруг было таким же, как и вчера, а он, летчик, сегодня был уже другим. Он победил в схватке с пятью...
Где же Семенов? Неужели не вернулся? Ради него он, ведущий пары, оставил высоту, прервал выгодную атаку... Из-за его неповоротливости (почему он отстал?) едва не поплатился жизнью.
К самолету бежали несколько человек. Среди них один, не успевший еще снять шлема. Покрышкин вскочил на ноги. То был лейтенант Семенов.
9
В другом полете над тем же Прутом его самолет подбила снарядом вражеская зенитка. Помнил до конца войны и даже сейчас не забыл, как это случилось. Главное — почему случилось! Задал себе этот вопрос уже в тот миг, когда тряхнуло машину. Думал о нем, когда садился, планируя с заглохшим мотором прямо на деревья молдавского леса, думал и тогда, когда пробирался к Днестру, держась в стороне от дорог, на которых ревели, немецкие танки.
Добрался до своего полка, где его уже не ждали. В то лето сбитые летчики возвращались очень редко: кто погибал под обломками своих машин, кто падал скошенный пулеметными очередями немецких мотоциклистов. Он возвратился в полк обросший, изможденный, с палкой в руках, на которую опирался.
Несколько дней лечил ногу. Над самой крышей проносились самолеты. Он думал о том, почему его сбили, почему погибли Панкратов, Миронов, Назаров. Неудачи надо осмысливать. Он нашел тетрадь и повел на бумаге разговор с фактами, случаями, со своими и чужими неудачами. И пришел к такому заключению: в ежедневных поединках будут побеждать самые стойкие и самые хитрые. Необходимо глубоко знать и свою, и вражескую тактику, старательно развивать все новое, вырабатывать сметливость.
Так начался Покрышкин-ас.
10
Южный фронт отходил на восток. Наши войска оставили Молдавию, Подолье, окутанный дымом Днестр. Оставили могилы своих друзей. По дорогам тянулись колонны беженцев, раненых бойцов. В стороне от дороги по стерне и но некошеным хлебам шли тракторы, таща за собой комбайны, сеялки. По кукурузе вразброд шел скот, угоняемый на восток.
Густые тучи пыли закрывали солнце.
Покрышкин с друзьями стоял на аэродроме, смотрел сквозь пыльное марево на дорогу.
— «Хейнкели»! — закричал кто-то.
Вражеская группа уже готовилась зайти в пике для удара.
Летчики побежали прямиком по высокой гречке к своим машинам. «Миг» Покрышкина стоял в дальнем конце ряда. Как ему успеть? Ноги заплетаются. Он спотыкался, падал, поднимался и бежал снова.
Послышался свист бомб. Покрышкин упал под свой самолет. Взрыв. Покачнулась земля. Рев самолета над головой. Один, второй, третий... Все. Пошли на второй заход, Теперь он попытается взлететь. Но только успел отбросить несколько веток маскировки, как бомбы снова повисли над головой. Свист. Рядом что-то грохнуло, еще. Застонала земля от удара.
«Вот мне и конец...» — подумал Покрышкин, всем своим существом ожидая взрыва.
Однажды он пережил подобное мгновение. Было это на аэродроме в Котовске. Тогда также падали бомбы, и он также стоял возле своего самолета. Рядом находилась автомашина, груженная фугасками. Услыхав гул немецких самолетов, Покрышкин не побежал в укрытие. Он схватил винтовку и начал стрелять по «юнкерсу», который пикировал на стоянку. Вражеский самолет перестарался — сбросил бомбы со слишком малой высоты. Они застряли в земле, и только.
И вот опять острая грань между жизнью и смертью. Почему же бомбы не взрываются? Они же воткнулись в землю совсем рядом, за несколько метров?.. Неужели она еще раз его пощадили?
Покрышкин сделал шаг, будто заново на свет народился.
11
Полк перебазировался под Николаев. Собрав летный состав, начальник штаба раздал карты нового района, На широких листах было много простора, закрашенного в синий цвет. А земли такая узенькая полоска...
В Тузлах, возле Николаева, ровное, как стол, поле аэродрома, добротные, в несколько накатов, землянки, и совсем рядом — море. День жаркий, палит солнце, гимнастерка прилипает к телу, воздух мутный от пыли, поднятой самолетами. Отмыть бы пот и грязь, выстирать бы жесткие, просоленные рубашки. Да некогда...
После полетов, когда совсем завечерело, набились в кузов грузовика, поехали.
Что за услада — песчаная отмель, волны, лунная дорожка, тихое небо над головой...
Покрышкин с Лукашевичем пошли вдоль берега. Волна заглаживала следы на песке.
«Вот и в жизни время сотрет следы человека. Нет!»
Покрышкин рассказывал Лукашевичу о встрече с Супруном в Хосте, о мечте, которую вынашивал... Лукашевич сказал:
— Супрун тоже на фронте.
— Неужели? Вот бы встретиться!
— Ребята писали мне, что он где-то на Западном, под Москвой.
Когда снова садились в кузов, была уже ночь. Покой и тишина вокруг. А в небе над Николаевом тревожно метались лучи прожекторов. Вспышки и зарево напомнили о войне и фронте. Нет теперь глубокого тыла. Враг преследует. Куда же отступать дальше?
Прут... Днестр... Днепр. Широкий, могучий. Может быть, на его укрепленных рубежах сломаем хребет врагу?
Патрулируя над Каховской переправой, Покрышкин с высоты распознавал колонны людей, тракторов, машин, гурты скота, которые тянулись от Днестра. Навстречу потоку эвакуированных на фронт из глубины страны шли войска.
12
В эти трагические дни осени 1941 года Покрышкин с утра до вечера летал на авиаразведку. В его полку машин оставалось все меньше и меньше, а пополнения почти не приходило. Кто уцелел, тому становилось с каждым днем все тяжелее.
Слетав утром в район Орехова, Покрышкин со своим напарником привез неутешительные вести: по
