— Немецкий? — кто-то произнес с ужасом.
— Не первый и, видимо, не последний.
— Почему же мы их не сбиваем?! — резко и гневно вымолвил Покрышкин.
Командир полка не ответил, промолчал. Тяжелый, прерывистый рокот «юнкерса» доносился из чистой голубизны утреннего неба, угнетал.
— Немедленно отправляйтесь на новый аэродром! — приказал командир, продолжая свою работу. — Там уже есть пара «мигов». Сегодня же начинайте их осваивать. Будем сбивать обнаглевших «юнкерсов».
Они возвращались в город, чтобы взять на своих квартирах самое необходимое для отъезда. Миронов и Мочалов разговаривали между собой. Покрышкин задумчиво молчал. Ему и здесь, на спокойной улице города, слышался шум чужого бомбардировщика. Вспомнилось, как впервые услышал слово «юнкерс». Пальцы сами сжались в кулаки... Еще вспомнил, как на днях на аэродроме, где учились курсанты, вдруг появился неизвестный самолет и прямо с ходу пошел на посадку. На земле из него вышло несколько летчиков-югославов. Их глаза были полны страха, лица изможденные. Они объяснили на своем языке, что убежали от фашистского порабощения. Гитлеровская Германия, покорив всю Западную, Европу, напала теперь на Балканские страны.
Константин Миронов предложил зайти к знакомым. Покрышкин строго взглянул на друга:
— Ни на минуту!
Теперь он торопился. Торопился, ощущая, как нависает над нашей страной угроза. Все, что происходило в мире, усиливало тревогу в его душе, он становился еще собраннее в поступках и торопился. Торопился во всем.
Его звену поручили перегонять самолеты из Бельцев на полевой аэродром. Он охотно взялся за это дело, потому что на маршруте можно было «покрутить» фигуры высшего пилотажа, пройтись над самыми холмами и виноградниками, рассекая самолетом наплывающее пространство.
7
Он всегда стремился быть на передней линии соревнований, учебы, испытаний, боя. Он боялся, чтобы важные события не прошли мимо, не оставили его в «обозе». Но утром 22 июня 1941 года его друзья подняли свои машины по настоящей боевой тревоге без старшего лейтенанта Александра Покрышкина. Он в то утро сидел на соседнем аэродроме, где его несколько дней назад застала непогода.
Около полудня добрался до своего полка и сразу же попросился лететь в Бельцы. Начальник штаба сказал ему:
— Вы опоздали с этим вылетом, товарищ старший лейтенант. В Бельцах уже нет аэродрома.
Друзья объяснили, что это значило. Десятки бомб, сброшенных «юнкерсами», уже разрушили летное поле... Бензосклад горит...
В бою погибли Овчинников, Назаров...
Он сидел в кабине своей машины, ждал сигнала к вылету и думал. Нет, это не пограничный инцидент, а война. Большая и страшная. Пули, убившие Овчинникова и Назарова, летят дальше. Они ищут новой цели, ищут нас, живых. Война будет продолжительной и жестокой.
Видимо, с этой минуты начался Покрышкин-истребитель. Рождался героический летчик. Отныне он будет сжигать гитлеровцев огнем своего оружия, огнем ненависти.
8
С первого до последнего дня войны он был смелым, отважным, самоотверженным, сообразительным. В каждом его вылете на боевое задание мы найдем только это. Увидим его только таким. Эпизодов из его жизни хватит на многотомную книгу-повесть, а он — герой — будет в каждом из них бесстрашный, грозный, сметливый, тонкий в расчетах, неутомимый, щедрый в дружбе.
У него было свое боевое счастье, но прежде всего у него был характер, было знание дела, мастерство, была безграничная вера в то, что он победит и останется живым.
Вот выдающийся по своей остроте эпизод.
В паре с лейтенантом Семеновым он полетел посмотреть немецкие переправы через Прут.
Разведать... В бой не вступать... О последнем Покрышкин вспомнил над Прутом, когда заметил три и выше еще два «мессершмитта».
«Пять», — звенело в сознании Покрышкина, хотя видел он пока только тройку, что нависала. Он думал о тройке и о той паре, которая была где-то выше и могла в любую минуту упасть на голову, и думал о своем ведомом — лейтенанте Семенове. «Не оторвался бы от меня...»
Разворот на сто восемьдесят градусов, то есть просто навстречу противнику. Передний из тройки приближался с быстротой молнии, уже виден желтый «кок», поблескивающий круг пропеллера. Воля становится каменно-твердой. Не уступлю врагу, не сверну! Глаз на прицеле, руки на гашетке, сердце клокочет. «Не оторвался бы Семенов». Мысль работает синхронно с движениями.
Пора стрелять. Нажимает на гашетку, его трасса скрещивается с трассой, выпущенной «мессершмиттом». Покрышкину показалось, что самолеты сейчас врежутся друг в друга и разобьются вдребезги. Но машины уже расходились в разные стороны. Летчики где-то в глубине своего сознания почувствовали, что так погибать им нет смысла. Это сближение было только завязкой боя.
Покрышкин пошел вверх. Круто, как только позволяла машина. Мотор тянул сильно. От стремительного движения тело пилота вдавливалось в сиденье, в глазах потемнело. Это от перегрузки, той самой, которую часто испытывал Покрышкин на тренировках. Он понял, что именно рывком в высоту, этим физическим и волевым напряжением, добывается перевес над врагом. Поэтому он не выведет своего «мига» с подъема до тех пор, пока машина не откажется идти вверх.
В стеклах приборов он увидел, как удлинилось и отекло его лицо.
Мотор уже исчерпал себя. Пилот перевалил машину на крыло. Земля далеко внизу, она виднеется словно дно сквозь чистую воду.
Где же «мессершмитты»? Где Семенов?
Присмотревшись, Покрышкин увидел трех «мессершмиттов», а ниже их — своего напарника. Такова обстановка. Однако действовать он будет вопреки ей. Он упадет с высоты, как орел на свою жертву. Ударит жестоко и неуклонно. Конечно, по ведущему вражеской тройки.
Свист воздуха, боль в ушах, приближение земли. «Мессершмитт» уже совсем близко... Но что там творится с самолетом Семенова? Его атакуют? За ним уже тянется полоса дыма? Неужели подбили?.. Надо немедленно идти ему на выручку. Нельзя так дорого платить за сбитого «мессера» — жизнью своего друга, его машиной.
Сменил прицел. «Миг» Покрышкина уже пикирует на вражеский истребитель, который стреляет по Семенову... От большого разбега самолет Покрышкина на выходе из пике так просел, что оказался ниже «мессершмитта». Огонь снизу, в «живот»! Дым, пламя. «Мессершмитт» перевернулся и начал падать.
Да, это победа. Первая победа. Вражеский самолет падает. У Покрышкина нет сил отвести от него взгляд, он ждет, когда тот взорвется, когда захватчик сгорит в огне.
«Мессершмитт» вот-вот должен был врезаться в землю. В это время Покрышкин услышал треск, удар. Самолет крутануло вокруг оси. Летчик оказался вниз головой.
Что это?
Над ним прогремел «мессершмитт».
Перевернул самолет, выровнял, оглянулся — сзади заходил для атаки второй истребитель противника. Только теперь понял, что произошло. Засмотрелся на сбитого и забыл о тех двух, которые перед тем выпали из поля зрения. Жестокая ошибка!.. И тяжелая расплата за нее...
В крыле «мига» большая дыра, но он еще подчиняется движениям рычагов, — значит, можно
