самым прекрасным городом в мире: ни облачка, горы Рэйнер и Олимпикс блистают за небоскребам и и Спейс-Нидл. Всю прошлую неделю шел дождь, как обычно бывает на тихоокеанском Северо-Западе .
– Курт никогда не убил бы себя, если бы на прошлой неделе была такая погода, – задумчиво отметил Марк.
Через пару дней я вернулся в Англию.
На панихиде по Курту Дэнни Голдберг произнес речь, которая помогла мне окончательно понять, почему певец все-таки сдался. Этот спич не имел ничего общего ни с действительностью, ни с человеком, которого я знал. В ней о Курте говорилось как об «ангеле, который спустился с небес в человеческом обличье, который был слишком хорош для этой жизни, и поэтому он пробыл с нами так недолго». Да вашу же мать! Курт был таким же злым, переменчивым, нетерпимым, невыносимым, забавным, скучным, как любой из нас; просто так оказалось, что он слишком близко к сердцу принял ту ситуацию, в которую попал. После службы я вышел из церкви и побрел – куда угодно, лишь бы подальше от этих самоуверенных идиотов, купающихся в собственной славе и важности.
На этом безумие не закончилось.
Я по-прежнему ездил по Америке, Австралии и Европе, все сильнее пил. А что еще было делать? Ведь все это не по-настоящему, правда? Я был уверен, что однажды мне позвонят Антон или Дженет и расскажут, что все это была гнусная шутка. Особенно остро я почувствовал абсурд происходящего, когда Кортни показала мне место, где нашли тело Курта и где она зажгла несколько свечей в память о нем, – но подчас смириться с крупными событиями сложнее всего. И я продолжал перепивать группы, их пиарщиков и просто случайных попутчиков, тщетно пытаясь вернуть свое ощущение жизни; я стал писать еще отчаяннее в поисках новых героев.
Только когда мой паспорт украли из номера в Чикаго, пока я лежал без сознания на полу по другую стоPolly кровати в собственной блевотине, я наконец перестал ездить в Америку. Вместо этого я продолжал биться головой о стену по другую стоPolly Атлантики, таскаясь по пабам, чтобы каждый вечер пытаться убить время, и даже не беспокоясь при этом собственно о концертах.
Музыка разрушила меня.
Глава 30
Напоследок
– Последний раз я видела Кортни лично, когда она приезжала на музыкальную конференцию «Rockrgrl» в 2000 году, – говорит Джиллиан Дж. Гаар. – С ней были сестры Курта, Брайан и Ким. Было что- то мистическое в том, что Ким настолько походила на Курта. Особенно меня поразило, что она курила сигареты точно так же, как он. Как будто у Курта появился двойник. И она так же тихо говорила. Мы пошли в номер в гостинице и стали пить пиво из мини-бара. Ким открыла свое пиво, сделала глоток и пробормотала, как бы сама себе: «Ах … будто снова в школу вернулась».
Я: Как ты теперь относишься к «Nirvana»?
– Это было правда круто, – отвечает Чед Ченнинг. – Приятно знать, что я принимал участие в донесении такой музыки до публики. Просто замечательно было играть с Кристом и Куртом, И общались мы очень хорошо.
Я: А ты не находишь, что весь нынешний миф – это полное …
– Дерьмо? – прерывает мeня барабанщик. – Да, нахожу. Дерьмо и есть. Почему люди всегда хотят возводить других людей на пьедестал, как богов? Это неправильно. Зачем так превозносить кого-то? Курт был обычным парнем, он просто сочинял музыку, писал хорошие песни и сумел оказаться в нужное время в нужном месте. Если бы мы начали пятью годами раньше, ничего такого бы не случилось.
Январь 2005 года
– Теперь мне кажется, что, проживи он еще пару месяцев, он был бы жив и сейчас, – говорит Кали Де Вип. – На самом деле Курт был наркоманом на ранней стадии. Я знал многих, которые в первые два-три года не сладили с зависимостью и покончили жизнь самоубийством. Многие же, как я знаю, смогли ее преодолеть. Это глупо и трагично. Ранняя стадия наркомании усугубилась яростным любовным безумием. А он был слишком умен, чтобы умереть таким образом.
Курта в биографиях превращают в какую-то жалкую личность, а ведь это неправда, – продолжает бывший нянь. – Чуть ли не первое, что я подумал после самоубийства Курта, было: «Ты сказал именно то, что хотел. Нельзя было круче заявить 'подите к черту', чем так, как это сделал ты». Лучше бы этого не было, конечно, но я гордился, что Курт смог сделать то, что хотел. Меня обуревали смешанные чувства. Мой друг - он же мой герой – убил себя, а потом все это давление ... Я не знал, как с этим справиться.
Я: И что ты сделал?
– Я вернулся в Лос-Анджелес, и мои родители очень серьезно перепугались, – отвечает Кали. – Они сказали: «Слушай, мы не хотели верить до последнего, но ведь ты явно сидишь на наркотиках». Родители очень меня поддержали. Возможно, именно это и спасло мне жизнь. Я ненадолго завязал с наркотиками, но не сумел выдержать, вновь сорвался. Но через пять-шесть лет я проснулся и сказал себе: «Теперь я способен справиться с тем, что случилось, когда мне было двадцать». Как раз незадолго до двадцативосьмилетия я завязал, так что в марте будет уже четыре года.
Что до Кортни, то я мало-помалу перестал ей звонить. Как любой наркоман, я ленив, и не так-то просто было отказаться от перспективы, которую она передо мной открыла: останься моим другом, работай на меня и у тебя все будет хорошо. Но я постарался заглянуть в будущее: когда мне будет тридцать, захочу ли я все еще жить и работать у Кортни? Жить у человека, который все время орет на официанток, – ну уж нет. Она считает, что я покинул ее, – что ж, отчасти так и есть. Я беспокоюсь о ней, хочу, чтобы с ней все было в порядке. Но я не могу смириться с такой жизнью, которая преследует одну цель: «Хочу быть голливудской актрисой». Я определенно считаю, что она сбилась с пути – а может, она никогда и не была на том пути, который, как я думаю, ей больше всего подошел бы.
Я: И я так считаю.
– Но я стараюсь больше об этом не думать. Мне хотелось бы последние десять лет чаще видеться с Фрэнсис, но большую часть времени я был бы бесполезен. Прошли годы, и набрать номер становится все труднее. Все равно трубку снимет кто-то новенький и скажет: «Да, я передам Фрэнсис, что вы звонили». Но полтора года назад я-был на ее дне рождения. Было круто, я тусовался с ней весь день – к тому времени я уже давно ее не видел, а у нее на стене по-прежнему висели мои фотографии. Хорошо бы я в двадцать лет был таким, как сейчас, чтобы заботиться о ней все это время.
Я подумывал, не начать ли книгу копией того факса, который был послан на следующий день после панихиды по Курту и в котором содержался пасквиль на речь Дэнни Голдберга, потому что считаю, что это неплохо подвело бы черту. Я хочу сохранить «Nirvana» для ребят-панков, вдалеке от шоу-бизнеса.
– И это хорошо, – кивает Кэндис Педерсен. – Это интересно и важно, но ведь не случайно, что Курт имел дело именно с этими людьми. Он выбрал их, потому что был амбициозен, его же никто не заставлял. Его выбор -был взрослым. Но в конце он понял: он попал в такую ситуацию, из которой не выбраться.
я: Я так и не видел этого факса. А если бы видел, то, может быть, чувствовал бы себя менее одиноким.
– Я читал факс только раз – как раз в то время, – говорит Рич Дженсен, – но он произвел на меня большое впечатление. Там подчеркивалось, что Дэнни Голдберг – ведь он такой профессионал – понимал интересы Курта лучше его самого. Лучший тому пример, как следует из факса, – это непонимание Куртом той важности, которую для его карьеры имело вручение наград MTV (сентябрь 1992 года). Он считал, что лучше остаться в больнице. Вместо этого ему пришлось подписать документ о выходе из больницы и посещении церемонии. Только благодаря высокопрофессиональным советам Дэнни Голдберга Курту удалось понять свои подлинные интересы. Факс был очень язвительный, сердитый и колкий, но точный. Он производил
