Наветренная дорога

Я не пытаюсь уверить вас в том, что сочетание обстоятельств и увиденных мною поступков людей на берегу вызвали у меня представление о змее. Но что?то в этом духе было, и даже наверняка. А может быть, я интуитивно ощутил присутствие змеи.

Если бы вам нужно было настраивать все ваши чувства на поиски змей, как это на протяжении длительного времени приходилось делать мне, вы приобрели бы такой навык, который неопытным людям кажется граничащим с чем?то сверхъестествен­ным. Вы научились бы отличать на дороге змею от извилистого обрывка шины, раз­личать детали окраски, вида и формы, в долю секунды определять породу, в то вре­мя как неопытный человек продолжал бы твердить, что перед вами всего лишь, ска­жем, апельсиновая корка или дохлый кот.

Так создаются свойственные профессиональные тонкости понимания. И если бы вам пришлось искать на дорогах змей, живых или мертвых, днем или ночью, не спе­ша при хорошей погоде или на бегу в дождливую, да к тому же в течение многих и многих лет, — у вас выработались бы такие рефлексы, о которых вы и не мечтали.

Опытный охотник за змеями может в одно мгновение определить признаки, харак­терные для сборища людей, пытающихся убить змею. Быстро соображая, как прийти на помощь предмету моих постоянных исканий, я безошибочно узнаю поведение лю­дей, встретившихся со змеей. Я способен сразу понять значение направленного кни­зу взгляда, наполовину нападающее, наполовину отпрянувшее положение фигуры; поиски по сторонам палки или какого?нибудь иного метательного снаряда; замахнув­шуюся руку; сдерживание детей и отшвыривание собак; глупое поведение даже наи­более разумных мужчин. А если подойти достаточно близко, можно увидеть лица, от­ражающие вековую обиду и возмущение тем, что лишенные ног, длинные и извиваю­щиеся существа почему?то имеют право на жизнь на этой чудесной земле.

Впрочем, ничего особенного в моих познаниях нет. Умение распознавать марки и модели мелькающих мимо автомашин гораздо более загадочно.

Вызывающий вид стоявшей на берегу группы тринидадцев заставил меня медлен­но съехать на обочину, выйти и посмотреть, на что же эти люди смотрят. Я увидел молодого человека — он бежал за каким?нибудь предметом, пригодным в качестве метательного снаряда, — и спросил у него, чем все так встревожены. «Там змея», — ответил он. Его ответ взволновал меня и в то же время удивил. Как могла появиться змея на берегу? «Что это за змея?» — спросил я. «Она из тех, которых вместе со всяким хламом заносит сюда течением с континента, — ответил он. — Чаше всего змеи попадают на южную оконечность острова, но ежегодно несколько штук заносит и сюда. Укус этих змей смертелен, и поэтому здесь купаться опасно».

Появление змеи делает всех людей братьями, и я, будучи уверенным, что мое уча­стие вполне уместно, поспешно спустился вниз. Растолкав зевак, я увидел малень­кую толстую змею, пытавшуюся укрыться в куче выброшенных волной гиацинтов. Ка­кой?то мужчина гибким бамбуковым шестом удерживал змею на открытом месте, где ее бомбардировали кокосовыми орехами. У меня было достаточно времени, чтобы определить, что это гидропс — совершенно безвредная водяная змея, широко рас­пространенная в недалеких отсюда низменноcтях Южной Америки. Но прежде чем я успел схватить ее, какая?то неистовая собачонка вырвалась из рук хозяйки, схватила змею и отбросила ее футов на пятнадцать в воду.

Быстро скинув обувь, я засучил брюки и стал ждать, когда прибой выбросит жертву на мелководье. Однако этого не случилось. Войдя в воду, я осмотрел дно в том ме­сте, куда, по моим расчетам, могла упасть змея, а собачонка шлепала за мной, пыта­ясь помочь. Змея так и не появилась, вероятно, собака убила ее сразу Сгнившие ли­стья джунглей окрашивали воду в цвет чая, и на дне ничего нельзя было увидеть.

Я и теперь уверен, что это был гидропс, хотя нигде не мог обнаружить упоминания о том, что Тринидад относится к району распространения этой породы змей.

Выйдя из воды, я сразу заметил, что люди смотрят на меня настороженно. Види­мо, отношение к змее и мои босые ноги заставили их отнестись ко мне с недо­верием.

Я начал объяснять, что такая змея совершенно безвредна, но они стали смотреть еще подозрительнее. Тогда я надел ботинки и вернулся к автомашине.

Я проехал еще около двух миль. Несколько раз останавливался, чтобы поймать перебегавших дорогу ящериц. Это были большие, быстрые и осторожные ящерицы, уползавшие слишком далеко от моей рогатки, которую я заряжал дробью десятого номера.

Я ехал дальше и дальше, пока наконец перестали встречаться автомашины, и то­гда начал подыскивать место для привала. Не встретив на протяжении целой мили ни души, подъехал к дороге, ведущей к берегу, свернул в кокосовую рощу и проехал до опушки, примыкавшей к морю. Это было чудесное место: бескрайний, уходящий вдаль, заросший пальмами берег, отделенный от моря полосой белого песка.

Выйдя из машины, достал ящик с припасами и занялся приготовлением завтрака. В моих запасах было несколько /шинных желтых плодов индийского манго, фляга с водой, лимонный сок, барбадосский ром и термос с кофе. Все вместе взятое сдела­ло завтрак отличным, по крайней мере на мой взгляд. Если к этому добавить легкий бриз и тень под кокосовыми пальмами да еще вид на простирающийся до горизонта разлив вод Ориноко, то можно считать мой завтрак просто великолепным.

Пока я завтракал, время придвинулось к полудню. Уложив все на место, я достал шляпу, спасавшую от лучей солнца, палку–щуп, футляр с фотоаппаратом, кронцир­куль, стальную рулетку и отправился бродить по берегу. Кругом не было ни души; ни звука не раздавалось над волнами. Было безразлично, в какую сторону направиться, но я пошел к югу, так как последние люди, которых видел в пути, находились север­ нее.

Быстро обретя темп шага, которым обычно хожу по берегу, я принялся искать че­репашьи следы в полосе сухого песка. Не успел пройти и сотню ярдов, как услышал позади себя треск сухой пальмы. Повернувшись, увидел молодого негра–велосипе­диста, выехавшего на берег из пальмовой рощи. Он приблизился ко мне, остановил­ся и вежливо сказал:

? Это стоит два шиллинга, сэр!

? Чего два? — спросил я.

? Шиллинга… Два шиллинга. Плата за стоянку автомобиля, сэр.

? Плата за стоянку! — вскричал я. — Какая здесь может быть плата? Моя автома­шина стоит вон там, в кокосовой заросли, которая тянется, быть может, на десятки миль. Кто здесь вправе брать плату за стоянку?

? Вы поставили машину на купальном пляже, сэр. Весь этот участок, начиная от Мансанильи, считается купальным пляжем. Я — здешний сторож. Плата за стоянку — два шиллинга.

Достав из кармана полкроны, я подал ему; а он дал шесть пенсов сдачи и мятый билет в придачу, на котором значилось: «Стоянка — два шиллинга».

Не успел я отойти, как парень спросил, что я ищу. Выслушав мой ответ, он сказал, что черепахи редко устраивают гнезда вдоль кокосовой заросли — весенние разли­вы затопляют край рощи, а корни деревьев, удерживая песок, образуют крутой об­рыв берега.

Продолжая чувствовать себя обиженным, я не намеревался удостаивать этого че­ловека своим расположением, однако высказанное им соображение о том, что по­росший кокосовыми пальмами берег — плохое место для размножения черепах, было своеобразным возмещением понесенного мною убытка. Да, он прав: черепахи и кокосовые пальмы несовместимы. Но в этом суждении есть любопытная сторона — ведь на протяжении многих веков и те и другие являлись обитателями тропическо­го побережья. И вот теперь распространение кокосовой пальмы на берегах Кариб­ского моря, принявшее огромные размеры за минувшие триста и в особенно­сти за последние сто лет, способствовало резкому сокращению территории, пригод­ной для гнездования черепах. На геологически стабильном или плавно поднимаю­щемся со стороны моря береге кокосовые рощи не могут быть помехой для черепах. Но на сильно размываемом побережье массы сплетенных между собой корней и плавающие обломки кокосовых пальм создают для них отпугивающую преграду. Хо­рошо известно, что черепахи боятся плавникового леса, водорослей и скорлупы ко­косовых орехов и, конечно, не в состоянии карабкаться на крутые, размываемые прибоем и оплетенные корнями кокосовых пальм берега, а тем более устраивать на них гнезда.

Молодой неф не оставлял меня и продолжал говорить. Он сослался на закон, вос­прещающий трогать черепашьи гнезда. Я ответил, что отлично знаю закон и яиц тро­гать не собираюсь, а только хочу их измерить. Кроме того, у меня есть соответствую­щее разрешение.

Я направился дальше, а страж уселся на берегу, вынул бумажный сверток и при­нялся завтракать.