кругом, я не обнаружил в песке ямы, которую мог вырыть в поисках гнезда похититель яиц.
? Они только что вылупились, — сказал Чепе и стал искать маленьких черепах.
Сезон был явно неподходящим, и только в гнезде биссы мог вылупиться молодняк. Я встал на колени, ощупал песок в кем?то потревоженном гнезде и обнаружил небольшую воронку. Засунув в нее руку по самое запястье, я натолкнулся на маленькое живое тело и схватил его. Оно царапалось и слабо извивалось, потом вынырнуло из песка и ринулось вверх по моей руке к плечу, затем через ухо взобралось прямо на темя. Я взмахнул рукой — оно прыгнуло на темный край травы и исчезло прежде, чем я успел на него взглянуть. Изумленный Чепе тихо что?то произнес.
? Que fue?[99] — спросил он.
? Не знаю, — ответил я. — Если это черепаха, то такой проворной я еще не встречал. Попробую еще!
Я достал фонарь, прицепил батарею к поясу, а лампу к голове. При свете фонаря мы дружно принялись рыть, осторожно отбрасывая пригоршни песка. Вдруг Чепе что?то нащупал и быстро отдернул руку. Покуда мы отгребали песок, какой?то предмет принял очертания, и мы увидели высунувшуюся из яичной скорлупы большую зеленую голову с ярко–черными глазами.
? Змея! — вскрикнул Чепе и одним рывком отпрянул на четыре фута в сторону.
Маленькие глазки–бусинки животного заморгали и стали похожими на глаза пресмыкающегося, но я отлично понимал, что о змее не могло быть и речи. Тут я вспомнил, что ящерица–игуана обычно устраивает гнезда в песчаных местах. Я взял в руки маленькое, влажное и обсыпанное песком существо, которое сразу же вцепилось зубами в мой палец, отбросив в сторону скорлупу, из которой только что вылупилось. Еще два существа выскочили из гнезда, перемахнули через мои ноги и умчались в кусты. Я обтер песок с пойманной игуаны и протянул ее Чепе.
? Garrobo[100], — сказал он. — Прямо на берегу?
Мы сели вплотную к яме и добрых полчаса выкапывали молодых игуан. Все они были удивительно злобно настроены, очень подвижны, и нескольким удалось удрать. Убежала даже та, которой я помог вылупиться из яйца Но все же тридцать игуан очутились в моем мешке. Все они были зелено–салатного цвета и имели длину от восьми до десяти дюймов.
Мне ни разу не довелось видеть, как вылупливаются маленькие игуаны. Был случай, и я даже писал о нем, когда обнаружил гнездо игуаны на песчаной отмели одной из никарагуанских рек; там ящерица отложила яйца прямо над гнездом каймана. Найденное сегодня гнездо отстояло по крайней мере на пол мил и от территории, где обитают игуаны, то есть от больших деревьев лесной полосы, тянущейся вдоль реки Тортугеро.
Мы обследовали соседнее с гнездом игуаны место и обнаружили там, на расстоянии не более ярда, свежее гнездо биссы. Трудно назвать двух пресмыкающихся столь различных по образу жизни, чем игуана и бисса. Последняя живет возле подводных коралловых рифов, а первая лазает высоко по деревьям, растущим у лесных опушек, и питается их листвой. А тут две беременные самки встретились с глазу на глаз, на одном и том же месте, с одинаковой целью — зарыть яйца. Конечно, обе принадлежали к пресмыкающимся, а неотъемлемое свойство пресмыкающегося — закапывание яиц. По–видимому, здешний прибрежный песок явился самой лучшей и ближайшей инкубационной средой и для древесной ящерицы, и для обитающей в соленых водах биссы.
Когда мы убедились, что гнездо раскопано до дна, я наспех сделал ряд измерений, занес данные в записную книжку, захватил несколько целых яиц и завязал мешок с пойманными игуанами. Мы счистили песок с рукавов и брюк и, взяв с собой игуан и рюкзаки, двинулись дальше.
Стало совсем темно. Время от времени я включал фонарь и длинным лучом освещал берег. Но Чепе сказал мне, что след черепахи заметен в темноте не хуже, чем при свете фонаря, а может быть, даже и лучше.
? Вы можете видеть более темную полосу, — пояснил он.
Его мысль была мне понятна, и в ней содержалась доля истины. Но с точки зрения опытного человека, располагающего фонарем, было неправильным идти в темноте, когда знаешь, что при свете фонаря можно обнаружить много разных глаз — маленьких огоньков, сверкающих среди дюн, как искусственные мозаичные камни, или светящиеся в кустах, как мерцающие звезды. Это могут быть глаза наземных пауков, бегающих вдоль открытого берега в погоне за песчаными блохами, порой влезая на высокую траву и подкрадываясь к спящим в ней насекомым. Это бывают глаза тонких, как бумага, древесных пауков, приникших к гладким черенкам листьев кокосовых пальм. При свете фонаря вы можете видеть, как ночные крабы быстро переставляют свои многочисленные ноги, пересекая неразличимый в темноте песок, и скользят по нему, словно по туго натянутой проволоке. Они ищут спасения в полосе прибоя или же в своих норах, в зависимости от того, что окажется к ним ближе в момент, когда их неожиданно осветит луч фонаря.
Вы долго смотрите вдоль длинного светового луча в поисках мерцающих глаз енотовидных. У полосы кустарника вам не всегда удается заметить промышляющего добычу енота, однако почти всегда можно увидеть большущие сверкающие глаза сидящего на яйцах козодоя. И хотя вы уже десятки раз видели это сверкание, у вас начинается сердцебиение и вы воображаете, что перед вами какое?то огромное голодное существо. Иногда, почти совсем на грани вашего поля зрения, появляется созвездие, и его неясно горящие звезды неожиданно прочерчивают по небу полосы света, словно падающие метеоры. Раздавшееся в кустах тявканье дает вам понять, что вы напугали стаю собак из Сикирреса, рыщущих здесь в поисках яиц биссы и ожидающих, покуда приплывет большое стадо зеленых.
Если вы направите луч фонаря поверх низкого берегового кустарника, к деревьям прибрежной рощи, то сможете зажечь огонек величиной с булавочную головку в глазах двухдюймового мотылька. Постепенно этот огонек разгорится до размеров и окраски глаз шестифутового аллигатора. И сколько бы раз вы ни поворачивали голову в сторону моря, вам не удастся обнаружить там чьих- либо глаз — лишь спугнете стайки кормящихся в полосе прибоя маленьких плоских рыбешек, которые в полном безумии начнут кувыркаться и взлетать в воздух. Может быть, только на сотый раз ваш луч отразится от панциря биссы, плывущей по волнам к берегу, чтобы снести там яйца.
Мы шли уже около получаса, когда прямо перед нами на берегу я обнаружил отблеск чего?то очень знакомого, но крайне неправдоподобного для этих мест. Этот неясный ярко–розовый круглый глаз мерцал, подобно планете, а не сверкал, как звезда. Вне всякого сомнения этот четко очерченный кружок был глазом лягушки. В слабом свете луча глаз казался висящим в пространстве. Не поверив впечатлению, я продолжал идти вперед, пока не увидел четкие контуры бревна.
Полусгнившее бревно толщиною в два фута наполовину завязло в песке, один его конец обсох и побелел от соли, а другой был черным и мокрым от брызг набегавших волн. Сверкавшая глазами лягушка сидела как раз на границе сырой и сухой частей.
Такое событие может показаться незначительным, но, с моей точки зрения, оно было чудом. Глаз принадлежал древесной лягушке–хиле — крупной тропической породе, которую обычно находят в прудах и канавах, наполненных пресной водой. Из всех дышащих воздухом позвоночных амфибий лягушки и саламандры менее всего терпимы к соленой воде, которая поглощает влагу из протоплазмы и создает трудности для голых и влажных существ.
В здешних краях нет настоящих морских пород амфибий, а те, что живут здесь, остерегаются соприкосновения с морем. Лишь жабы — существа более толстокожие — теряют меньше влаги из организма, чем их сородичи, поэтому их иногда можно встретить ночью в дюнах или вблизи речного устья, но это случается редко.
Насколько я помню, лягушка–хила сидела вопреки правилам возле сырой части бревна. Согласно всем учебникам, ей надлежало находиться в тяжелом осмотическом состоянии и под воздействием соленой воды она должна была сморщиться от потери собственной жидкости. Однако она сидела вытаращив навстречу ветру большие глаза, подобрав под себя ноги, широко разинув глотку, дыша соленым воздухом, словно ожидала, что какая- нибудь мирная песчаная блоха, или паук, или еще какая- нибудь жертва очутится поблизости.
По тому, с какой неосмотрительной настойчивостью она нарушала установленные для ее сородичей запреты и добывала необычный корм на отравленном солью участке суши, можно было решить, что лягушка появилась издалека. Она не могла родиться в море или в песке, она, бесспорно, появилась на свет в