ресторана.
Ресторан «Мэрфи» я отыскал еще третьего дня. Здесь можно было отлично поесть, однако лишь после того, как вас переставали считать североамериканцем. В первый раз меня накормили фаршем из солонины, жареным картофелем и консервированным зеленым горошком, которые, по мнению большинства карибов, считаются настоящими национальными блюдами североамериканцев. Вскоре я нашел общий язык с хозяином ресторана мистером Мэрфи — жизнерадостным человеком средних лет, уроженцем Каймановых островов. Мистер Мэрфи быстро избавился от первоначального заблуждения относительно моих вкусов и был доволен тем, что я предпочитаю местные блюда. Чтобы доказать, насколько сильно мое предпочтение, я купил дюжину отличных омаров и принес их с собой. У Мэрфи был большой керосиновый холодильник и отменная повариха. Я сказал хозяину ресторана, что, имея море под боком, можно угощать меня и более вкусной пищей. Уже в следующий раз меня накормили лучше, а сегодня мой неожиданный приход в полуденный час не вызвал общего смущения.
? У нас сегодня черепаха! — сказал мистер Мэрфи.
? Приготовьте мне омара в придачу, — попросил я.
За большой дверью послышалось хихиканье поварихи, усмотревшей в моих словах признание ее кулинарных способностей. Мистер Мэрфи открыл холодильник, вынул омара и передал его на кухню. Я вышел на улицу, чтобы умерить свое томление голодом за кружкой пива.
Когда я вернулся, омар красовался на столе, и я расправился с ним, запивая пивом. Затем десятилетняя подавальщица–индианка, необычайно напоминавшая японку, подала жаркое из черепахи. Несмотря на обыденное название, это блюдо, приготовленное из грудной части крупного самца зеленой черепахи, было изумительным на вкус. Оно напоминало оленину, только было гораздо сочнее. Мистер Мэрфи рассказал мне, что мясо сначала выдерживают в вине, потом готовят с испанским луком и маленькими помидорами и что рецепт приготовления получен им из Сан–Андреса. Я впервые ел приготовленную таким способом черепаху, и ее превосходный вкус меня удивил. После жаркого из черепахи были поданы черные бобы, рис, печеные пизанги, дольки нарезанного ананаса azucaron[80] и кофе.
Я заплатил по счету и, несмотря на ужасную жару, направился к городской площади, которая в Бокас– дель–Торо называется парком Боливара.
Этот парк — миниатюрное повторение парка Варгаса в Пуэрто–Лимоне, где я видел ленивцев. Так же как и в парке Варгаса, одна половина территории была густо засажена большими деревьями, а другая представляла правильной формы мавританский сад, где цветы росли на геометрически ровных клумбах, по краям обсаженных пальмами.
Как ни тянула к себе прохладная полутьма тенистой части, пришлось все?таки пойти в Palacio de Gobierno[81], стоявший в конце площади. Мне нужно было получить све дения о Milla Maritima[82] — береговой полосе государственных земель, которая в Панаме и Коста–Рике ежегодно сдается в аренду для промысла черепах и сбора кокосовых орехов. Использование этой полосы — одна из основных причин уменьшения численности черепах. Мне хотелось ознакомиться с существующими здесь правилами и порядком эксплуатации.
В Palacio[83] меня направили в одну из комнат, расположенную в конце длинного вестибюля. Приятная худощавая женщина, ведавшая делами по сдаче в аренду местных государственных земель, предложила мне взять копию договора на аренду побережья Бокас — Сиксаола. Покуда документ перепечатывался, я вышел на улицу, направился в сумрак тенистой части парка и уселся на скамью.
Несмотря на раскаленность и ослепительное сверкание прилегающих улиц, эта часть парка удивительно напоминает парк Варгаса: тот же мягкий полумрак, контрастирующий с залитыми солнцем улицами, тот же приятный для глаз вид, словно смотришь сквозь воду, тот же холодок и тот же чистейший воздух. Прохлада тропических парков как бы осязаема и удивительно приятна. Значительная часть многословного описания парка Варгаса, о котором я рассказывал в другой главе, может быть с успехом применена к парку Боливара. Разница только в величине парка. Если вы помните, в Пуэрто–Лимоне пастбище для ленивцев состояло из двадцати восьми деревьев, здесь же их было всего лишь два. Но здешние деревья были огромными, с ши роко раскинутыми густыми кронами, сбрасывавшими на землю мелкие круглые плоды. Я наклонился и поднял плод, он показался мне знакомым. Посмотрев на дерево, я увидел лоснящиеся стрельчатые листья, плоскую крону и ствол с отходящими вбок спутанными корнями. Тогда я понял, что передо мной те же индийские фиговые деревья, которые давали тень, убежище и пищу Весельчакам Питам из парка Варгаса, находившегося в двухстах милях к северу.
Удивляться тут было нечему. Деревья эти более всего пригодны для посадки в городах, так как они лучшие из всех даюших большую тень деревьев. В тропиках их можно увидеть повсюду: на площадях, на улицах и в парках Но не в этом дело. Самой удивительной была одинаковая свежесть воздуха, которую ощущаешь под всеми индийскими фиговыми деревьями, и об этой особенности вы не найдете ни единого упоминания в книгах по ботанике.
Чтобы сделать правильный вывод о причинах такой схожести воздуха, надо сравнить плоды, стволы, листву отдельных деревьев. Однако пока что это кажется очень странным. Пожалуй, не менее странным, чем определение названия дерева по лазающему на нем Весельчаку Питу.
Размышляя на эту тему, я взглянул кверху и вдруг увидел на ветвях темную, неподвижную массу. По опыту я знаю, что темные, неподвижные пятна на ветвях индийских фиговых деревьев почти всегда оказываются Весельчаками Питами.
Пренебрегая любопытными взглядами посетителей, я влез на скамейку и, защитив обеими руками глаза от света, стал всматриваться в темную массу. Она шевелилась! Какой?то ее выступ ритмично двигался, нанося медленные и малозаметные удары по самой массе. Вопреки здравому смыслу можно было предположить, что ленивец почесывается.
Можете ли вы представить мое волнение: два расположенных рядом дерева в центре города и живущие на них ленивцы! Я пристально всматривался в кружевную крону, но нигде не обнаружил второго темного пятна. Видимо, здесь обитало только одно животное.
Глубоко взволнованный, я обратился к сидевшей на соседней скамейке парочке и, показав на ленивца, спросил, откуда он здесь появился.
? Это Весельчак Пит! — сказала девушка, которая была метиской.
? Это ленивец! — сказал юноша, который был креолом.
? Знаю… Но как он очутился на этих деревьях?
? Он живет здесь, — ответил юноша.
Однако девушка явно отвергала версию о том, что Божественное провидение доставляет сюда ленивцев, и принялась объяснять своему спутнику и мне, откуда появились ленивцы. Оказывается, здесь работает сторожем старик креол из Пуэрто–Лимона. Время от времени он приносит сюда ленивцев. Животные не причиняют вреда, а старик любит их потому, что сам из Пуэрто–Лимона и ленивцы напоминают ему о родине.
? Вот он! — сказала девушка.
? Быстро оглядев парк, она показала на несколько сутулую, курьезную на вид фигуру человека с метлой, неторопливо сметавшего в кучу листья.
? Aquel viejito[84], вот тот старик! — сказала она.
Я подошел к сторожу и попросил его рассказать о здешних ленивцах.
? Бокас–дель–Торо не такой хороший город, как Пуэрто–Лимон, — начал он свой рассказ, — но ленивцы на деревьях здешнего парка делают его немного похожим на парк Варгаса. Последнего ленивца я изловил на дереве цекропии вблизи кладбища и принес в парк недели три тому назад. Как и его предшественники, он отлично здесь прижился и вскоре родил детеныша.
Раньше мне никогда не удавалось внимательно рассмотреть ленивца–детеныша, который обычно сидит на брюхе висящей спиной книзу самки.
Я вернулся к дереву, и старик последовал за мной. Я снова взобрался на скамью и стал внимательно разглядывать почесывавшегося ленивца. Они висел невысоко, но освещенный ослепительным солнцем филигранный узор листвы не позволял разглядеть, сидит ли кто?нибудь на его брюхе. Я спросил у сторожа, разрешается ли лазать по деревьям. Он ответил, что это нарушение правил, но ведь они писаны для детей,
