— Ну и холодина! — Росин стянул с себя рубаху. — Солнце совсем не греет.
В тростниках крякали утки. То здесь, то там всплескивала рыба, оставляя на воде расходящиеся круги.
— Спички надо просушить. — Федор направился к одежде. — У костерика сразу отойдем.
Подошел к висящим на кусте брюкам, вывернул карманы. Пусто.
— У тебя спички есть?
— Нету. В куртке остались.
— Попали в проруху. Ни лодки, ни ружей, спичек даже нету. Только вот нож в ножнах на поясе и остался. Все потонуло.
— Хорошо еще, сами не потонули. Да лодка, она же деревянная, не утонет.
— Сыскать ее нужно, а то отсюда не выберешься… Долго тебе урман смотреть надо? И как без всяких там приспособленьев справишься?
— Минимум недели две нужно.
— Да пару недель на обратную дорогу — месяц, — прикинул Федор. — Месяц еще можно. Поболе даже вода подержится. — Прищурившись, Федор посмотрел на озеро. — Вон оно какое. Угадай, куда ее щука упрет. Разве только леска порвалась. Если так, к тому берегу надо.
А тот берег чуть синел на горизонте.
— Ну что, продуло, поди, рубахи?
— Кажется, просохли.
— Одевайся, идем. Теперь некогда рассиживать. А ты и сапоги утопил?
— Утопил.
— Худо без сапог. Под ноги лучше смотри.
Тайга подступила к самому озеру. Кедры, пихты, ели, изредка березы. Расползался в стороны плавун. Сучья деревьев начинались от самой земли. Вглубь ничего не видно: угрюмая темно–зеленая мгла.
«Недаром называют это место Диким урманом», — подумал Росин.
— Федор, может, здесь и нога человека не ступала?
— Не то чтобы не ступала, а следов не найти, редко бывают люди.
Комары, если не отмахиваться ветками, тут же покрывали лицо и руки.
Со сломанного сука липы рыжая белочка драла для гнезда лыко.
Темная, в белых крапинках кедровка, едва заметив людей, пронзительно закричала и спугнула белку.
На сухой валежине столбиками поднялись два бурундучка, третий расположился на кусте шиповника. Все рыжевато–серые, все с пятью черно–бурыми полосками на спине.
— Сколько тут бурундуков, — сказал Росин. — Хорошо. Ведь это один из основных кормов соболя.
Зелень молоденьких сосенок слилась с нижними ветками взрослых деревьев, образуя упругую зеленую стену.
— Смотри?ка, Федор, а от меня две тени. — Росин кивнул на зеленую стену. — Первый раз такое вижу.
— Чего же такого? Два солнца — одно в небе, другое в озере — вот и тени.
— Да это понятно. А все?таки интересно — две тени. Ах, собака!
Росин схватился за палец, уколотый об острый, как сломанная кость, сук.
— Сказывал, под ноги гляди! А то — по сторонам, «тени»… Шибко?
— Да нет, ничего, сейчас пройдет.
Федор сел на валежину, нагнулся снять бродни. Рядом, подставив мордочку лучам солнца, грелась небольшая ящерица. Кожа под ее горлышком быстро поднималась и опускалась.
Федор поспешно встал и, косясь на ящерицу отошел в сторону.
— Ты чего, Федор?
— Идем отсюда, от этой твари ползучей. Сроду терпеть их не могу, что змей, что этих.
— Эти же не ядовиты.
— Все одно. Такая же мразь холодная, ползучая. Идем подальше, сладим тебе обувь.
Федор снял свои новые бродни и отрезал голенища…
Почему?то Росин только тут по–настоящему понял серьезность их положения. Неожиданно из?за этих бродней стало понятно, что это не просто приключение, а что?то куда более серьезное.
Федор распорол голенища по швам.
— Иди?ка, ставь ноги.
Росин наступил на куски кожи. Федор ловко прорезал по краям дырочки, продернул в них по ремешку, выкроенному из этих же голенищ, и, загнув вверх края кожи, стянул ремешками под ступней. Ноги оказались как в коротких кожаных мешочках.
— Спасибо, Федор. Только можно ли ходить в таких… тапочках, что ли?
— Можно. Вот это болотце пройдем, кожа на ноге обомнется, удобней всякой обутки будет.
Как коралловые бусы, рассыпана по мху перезимовавшая клюква. Росин уселся возле ягод.
— Не торопись, Федор. Пока не наедимся как следует, не уйдем отсюда.
Федор тоже опустился на колени.
Мало–помалу оба исползали, очистили от ягод чуть ли не полболота.
Ду–ду–ду — застучал на взлете крыльями здоровенный бородатый глухарь.
— Ишь, рядом кормился, а мы и не приметили. — Федор проводил взглядом птицу. — Идем, нетто этой ягодой наешься, оскомину только набьешь. За болотцем опять бурелом.
— Смотри?ка, Федор, какие цветы!
В низинке, у впадающего в озеро ручейка, росли удивительно крупные незабудки.
— Ты получше в озеро гляди, в тростники. Не проглядеть бы лодку, — сказал Федор.
В мелколесье, возле ручья, вовсю заливались птицы. «Варакушка, дрозд–рябинник, северная пеночка», — узнавал по голосам Росин.
То и дело с земли, из ельничка, взлетали рябчики и садились тут же, на первое попавшееся дерево.
— Вот ведь сколько мяса, — сказал Росин. — И совсем рядом подпускают.
Он с силой швырнул обломок сука. Рябчик вспорхнул, и палка ударилась о еловые лапы.
— Он, чай, не мертвый, видит, куда палка летит.
Над головой, возбужденно переговариваясь, косяк за косяком летели гуси. Из тростника вдоль берега то и дело поднимались утки. Над яркой синью воды летели два снежно–белых лебедя.
Тростник становился все шире. Приходилось влезать на деревья, чтобы сквозь заросли просматривать воду.
…Километр за километром пробирались вдоль берега. Уже давно потеряли счет деревьям, на которые приходились влезать. А лодки все не видно.
Наконец вышли на лосиную тропу.
— Хорошо, хоть идти удобно.
— Лоси умеют тропу проложить.
Солнце клонилось к верхушкам деревьев. Все больше и больше появлялось комаров.
— Вот бы, паря, твой пузыречек, — вспомнил Федор. — Помазал малость — и не берет комар. Добрая была штука.
Комары забирались даже под одежду. Хотелось спрятаться от них куда?нибудь в траву, зарыться в мох.
Но надо было идти, искать лодку, снова и снова взбираться на деревья.
— Повремени малость, — сказал Федор, присаживаясь на валежину. — Не по моим летам вроде уж по лесинам?то лазить. Руки чего?то устали.
— Не в летах дело. Я тоже измучился, как собака.
— А может, потом передохнем? Пока не стемнело, поищем, а там и совсем на ночь остановимся, — сказал Федор, а у самого дрожали от усталости руки.
— Я уж отдыхать настроился. Ну ладно, не стоит, действительно, светлое время терять.
