— Ты ел чего?
— Карася жевал. Давай и ты поешь.
Росин махнул рукой:
— Давай лучше спать.
…Всю ночь стоял непрерывный, нудный писк комаров. Голову приходилось прятать в сено. Вокруг непроглядная мгла. Шуршали в листьях и траве мыши, лазали в рыхлой подстилке, ворошили сено под ухом.
— В рот заберутся, — ворчал Росин и стучал кулаком по подстилке.
Мыши стихали. Опять совал голову в сено. Душно, пыльно, осока царапала лицо, но зато не было комаров.
Не успел Росин как следует заснуть, крепкие пальцы сжали плечо.
— Где вата?! Ты выбросил ее?! Она была…
— Лежи, лежи, Федор, ты что? — принялся успокаивать Росин. — Какая вата? Ложись, ложись на место.
— Да очнись ты! — рассердился Федор.
— Что с тобой? Я думал, ты бредишь.
— Надо вату. Когда искал спички в твоих штанах, в заднем кармане была.
— Откуда она там?.. А пожалуй, верно, есть. Как?то проявитель фильтровал. Да зачем она тебе?
— Как огонь добыть, припомнил!
Глава восьмая
Бесшумно летящая болотная сова резко шарахнулась в сторону. Из шалаша, поеживаясь от утреннего холода, вылез Росин и чуть свет отправился в тайгу.
Когда солнце поднялось над вершинами и лежащий на озере туман оторвался от воды, Росин вернулся с парой коротких досок, выстроганных ножом из найденных в буреломе щеп.
— Теперь все есть. Повременим, покуда роса пообсохнет, и попытаем… Давай?ка бересту помельче натеребим, чтобы как паутинки, как порох.
— Куда же еще? И так уж мелко.
— Не ленись. Не загорится — всё. Ваты только на раз. Поднялся и растаял туман над озером… Мало–помалу подсохла роса…
Федор оторвал от ваты примерно треть и чуть поплевал на нее.
— Без этого нельзя. Надо, чтобы плотнее скаталась, — пояснил он, скатывая клочок ладонями.
Скатал, завернул в оставшуюся вату и опять осторожно скатал.
— А я, паря, лежу и вспомнил: маленьким был, мужики у нас — спичек нету, а они прикуривали… На, бери.
Росин положил сигарку из ваты между досок и принялся осторожно двигать взад–вперед верхней доской. Чем плотнее скручивалась вата, тем быстрее становились его движения.
— Чувствуешь, Федор, паленым запахло?
— Води, води руками быстрее. Хорош! Давай!
Росин отнял доску, Федор схватил скрученную вату, разорвал и подул. В середине огонек, как на кончике папиросы!
— Федор, огонь! Огонь же!
— Почто орешь? На, разжигай!
Росин припал к хворосту. Обложил вату берестой и принялся раздувать тлеющий огонек. Тончайшие нити бересты свертывались, как живые, и вдруг вспыхнули язычки пламени.
— Ура! Федор! Ура!
— Так?то, паря, так! Горит, елки–колючки!
Язычки разбежались по веткам, лизнули сухую хвою, и вот вся куча, треща и стреляя искрами, пылала большим, веселым огнем.
Росин вскочил и колесом, с ног на руки, с рук на ноги, завертелся по поляне.
— Ишь ты, полубелый, шею свернешь. Полно! — уговаривал Федор, а самого только больная нога удерживала на месте.
— Ну что, Федор, карасей будем жарить?
— Можно… Почто палку берешь? Давай в глине, так вкусней.
Росин отобрал пару самых крупных карасей, обмазал слоем глины и зарыл в пышущие жаром угли вовсю пылавшего костра.
— Как дым навернул, спасу нет, курить охота. Сверни хоть листочков каких.
Росин сделал маленькую сигарку из прошлогодних листьев. Федор затянулся и чуть не задохнулся от едкого, удушливого дыма.
— Не годится.
— Может, что?нибудь другое завернуть?
— Не, повремени покуда. Пока пекутся, чайку, паря, надо устроить.
Росин притащил с берега десяток ровных, с куриное яйцо, камней, отмыл и положил в костер на угли. Федор с трудом согнул спину, приподнялся и сел.
— Ты чего? Опять разболелась?
Федор чуть повернул больную ногу руками и снова осторожно лег.
— Почему ты не можешь попросить меня? Даже перевязываешь сам. Неужели не так сделаю?
— Полно. Сам справлюсь, почто просить. Проверь лучше, что там с рыбой.
Росин выкопал из сыпучей золы замурованных карасей, отбил глину. Чешуя отстала вместе с ней.
— Смотри, Федор! Вот это деликатес! — восторгался Росин, перекладывая на бересту дымящуюся рыбу. — Наконец?то человеческий обед. Жалко, соли нету.
— Ничего. Ханты сказывают, раньше вовсе соли не знали.
Оба принялись за карасей, и через несколько минут на бересте остались только косточки.
— Ну вот, паря, и без соли управились. Даже про чай забыли.
Росин подхватил палками камень, быстро обдул его и опустил в большую, налитую водой берестяную миску. Пустив облачко пара, вода зашумела; Росин достал из углей второй камень — и тоже в миску, за ним третий, четвертый, еще и еще, пока не закипела вода.
— Шипигу положил?
— Шиповник? Весь корешок уже там.
— Добре. От шипиги чай что цветом, что вкусом не хуже правдашнего.
— Ты знаешь, Федор, что напоминает мне этот чай? Как?то маленьким лизнул языком щелок, в котором мать белье стирать собиралась. Вот наш чай тоже вроде этого щелока.
— Пей, благо горячий. Эка беда, золы малость попало. Крепче будет. Наливай еще.
— Да нет, вроде напился… Замечательный сегодня день: и огонь добыли, и напились, наелись по– настоящему. Еще бы побриться. — Росин притронулся к заросшим щекам. — Никогда такой щетины не было. Жуть как колется.
— А я попривык: на промысле месяцами без бритвы… Ты поболе дровишек припаси, чтобы до завтра хватило.
— Что же, теперь так и придется все время огонь поддерживать, как пещерным жителям?
— Так, однако. Вот и буду при деле.
— Сейчас бы для тебя лучше без дела полежать.
— Без дела никогда не лучше.
— Ну смотри. Дров я тебе хоть на двое суток наготовлю.
Неподалеку от костра выросла большая, раза в два выше шалаша, куча хвороста и бурелома.
— Хватит покуда. Теперича меня на еловые лапы — и выволоки из шалаша. Чтобы до дров и к костру дотянуться.
