— С маршалом мы на короткой ноге.
Наивные люди верили этим россказням, а может, просто не смели даже подумать о том, чтобы спросить у академика, чем именно запомнился ему Мокрянский.
Чего не сделали эти простаки, сделали следователи. И конечно же, выяснилось, что ни маршал, ни академик, ни замнаркома понятия не имеют о Мокрянском.
Чтобы укрепить свое шаткое служебное положение в научно-исследовательском институте, Мокрянский пускается на такую аферу. Он заходит в кабинет своего непосредственного начальника.
— Можно, я от вас позвоню одному моему приятелю, а то по общему телефону неудобно?
— Пожалуйста, — ничего не подозревая, говорит непосредственный начальник.
Мокрянский уверенно набирает номер.
— Николай? Привет тебе, это я, Саша. Ну да. Слушай, ты извинись, пожалуйста, перед Тамарой за то, что я тогда ушел от вас не попрощавшись... Да, очень спешил... Ты помнишь наш разговор о моем теперешнем начальнике?.. Нет, встретили меня здесь очень хорошо. Спасибо тебе. Так вот мой шеф, я тебе говорил, — умница, золотая голова. Но застрял, не растет. Он все еще не генерал, хотя давно заслужил.... Да... ты там подскажи... Ну пока. Я на днях заскочу... Привет нежный Тамаре.
А «умница» и «золотая голова» сидел в это время рядом и млел от восторга, боясь поверить своим ушам.
И невдомек ему, что трюк, который выкинул на этот раз его подчиненный, известен ученикам третьего класса. Набираешь любой номер, но без последней цифры и можешь разговаривать хоть с самим господом богом.
В 1954 году Мокрянский освободился из заключения. Чтобы получить пенсию, как инвалиду войны, ему нужна была справка ВТЭК. И Коломенская ВТЭК дает ему такую справку, удостоверяя подписями и печатями, что предъявитель сего... инвалид второй группы.
Однако пенсия пенсией, а Мокрянский решил вернуть себе и воинское звание, и должность. И ВТЭК, на этот раз уже Московского гарнизона, признает Мокрянского... годным к военной службе.
Бывший заведующий клиникой Центрального научно-исследовательского института рентгенологии Половичиц, не глядя, подмахнул справку о болезнях Мокрянского, которую подсунул ему кто-то из друзей «больного». А сам «больной» в ту пору проворачивал известное уже читателю «перьевое дело».
Послужной список Мокрянского заполняется не только по липовым бумагам, а и просто с его слов. Таким образом в его стаж пребывания в армии были включены и время в заключении, и предпринимательская деятельность по производству ученического пера.
Выйдя из заключения последний раз, Мокрянский приехал в Москву и потребовал предоставить ему квартиру:
«Я — сын одного из руководителей ленской забастовки, расстрелянного царскими жандармами».
Вопрос о происхождении и родословной Мокрянского давным-давно был выяснен. До ареста же он жил на квартире у брата Мокрянского В. А. и никакого права на нее не имел, естественно. И далее. Сменив за свою бурную жизнь четырех жен (Генриету, Олимпию, Ольгу, Изабеллу), Мокрянский всюду писал: «холост» и «детей не имел».
В последние годы Мокрянский процветал на ниве изобретательства. Из книжки, купленной им за 1 рубль 13 копеек, он переписывает чертежи и выдает их за свои. И, как ни странно, некоторые исследовательские учреждения и промышленные предприятия охотно принимают лжеизобретения, выплачивают ему премии, предоставляют лаборатории и кафедры для публичных выступлений.
При внимательном рассмотрении выясняется, что, перенося чертежи из книги на бумагу, Мокрянский сохранил все типографские ошибки, да еще добавил свои.
Он энергично обивает пороги Комитета по изобретениям. Как внештатный консультант сотрудничает в лабораториях и комиссиях двух институтов и требует всего — признания, славы, денег, премий.
Как ловкий фокусник, жонглирует он своими липовыми справками и поддельными дипломами, врет и изворачивается, тут же отказывается от только что сказанного, городит на старую ложь кучу новой.
Если же ему давали поворот в одном месте, он шел в другое, в третье, в десятое. И где-то клевало.
В листе участников совещания, созванного Госстроем, записано с его слов:
«Инженер Майский, почтовый ящик № 213».
А почтовый ящик № 213 действительно существовал — это номер ящика Мокрянского на главпочтамте, на который он получает корреспонденцию и переводы за ворованные изобретения.
С одной строительной организации Мокрянский долгое время вымогал за изобретение 20 тысяч рублей. Денег ему не давали. Он наседал, грозил. Наконец там не выдержали натиска, сдались.
— Хорошо, берите тысячу и отвяжитесь.
— Ах так! — воскликнул изобретатель. — Тогда ни мне, ни вам. Жертвую эти деньги в фонд помощи борющимся народам.
И об этом архипатриотическом поступке немедленно сообщил в иллюстрированный журнал: смотрите, какой я бескорыстный.
А «бескорыстие» Мокрянского обошлось государству в такую солидную сумму, которую даже подсчитать трудно. Потому что, кроме ущерба материального, зримого, им нанесен большой урон другого порядка — очковтирательство в отчетах некоторых предприятий и учреждений, которые воспользовались услугами Мокрянского. Ни одно из его липовых изобретений не было внедрено, тем не менее за их внедрение люди получали премии, благодарности, они фигурировали в статотчетах.
Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, сколь развращающе на окружающих действуют такие авантюристы, как Мокрянский, с их собственной философией «умения жить», с их откровенным цинизмом и моралью хищников.
Вот на какие размышления наводит знакомство с насквозь уголовной биографией Мокрянского — Майского, человека с двойным дном.
БРАЧНЫЙ АФЕРИСТ
Вечером к следователю Юрию Владимировичу Шапошникову позвонил приятель, инженер-ихтиолог из Астрахани Миронов. Друзья давно не виделись и решили после работы встретиться. И вот сейчас они шли по шумной улице Горького навстречу нескончаемому людскому потоку. Зажигались огни неоновой рекламы, у дверей кафе уже собирались группы нарядно одетой молодежи, афиши звали москвичей и гостей столицы в театры, в концертные залы, на выставки, приглашали отдохнуть в парках, на водных станциях.
— Люблю я приезжать в Москву, — сказал Миронов, — но постоянно жить здесь, наверное, не смог бы.
— Что так? — спросил Шапошников.
— Я человек из тихой заводи, — улыбнулся Миронов. — Недавно предлагали мне в наше рыбное министерство перейти, отказался. Ты же меня, Юра, знаешь, я от своих рыб надолго отлучаться не могу. Тем более сейчас, когда они так нуждаются в защите... Ну а приезжать на недельку-другую в Москву — это нужно. Подышать московским воздухом — это как кислород моим осетрам.
— Я тебя понимаю. Только в Москве разных людей разное и привлекает. Ты надолго?
— Да нет, на неделю. Командировка в НИИ. Попутно к сестре, давно звала: задурила что-то Люська, племянница моя. Отца нет, в плавании, вот она и фордыбачит. Срочно замуж выскочила, теперь решила от семьи отделяться. Сестра беспокоится, просит поговорить с Люськой, повлиять... А как на нее повлияешь — девке двадцать три. Ну, это так, кстати. А вообще, обязательно схожу к вахтанговцам. Очень я к этому театру привязан. Стараюсь у них все посмотреть. Завтра идем с сестрой в кино «Свадьбу брачного
