Потом, без меня, успеете.
- Да що вы такое говорите, Екатерина Георгиевна?! - пробормотал Пашка. - То недоразумение вышло. Увлеклись шибко.
- Ну и ладно. Давай-ка, оратор, тащи из брички сосуд. Я там прихватила на всякий случай.
Пашка мигом вернулся с бутылью.
- Твой батя гнал? - спросила Катя, выдергивая кукурузную кочерыжку-пробку.
Вита кивнула, по впалым щекам медленно покатились слезы.
- Ну, ты уж извини, помянуть по вашему обычаю не умеем, - Катя плеснула на донышко помятой кружки. - Давай, девушка Вита, вспомни семью, родных. Жаль, что ушли они безвременно. Война, чтоб ей... Пожелаем твоим, чтобы жилось им и торговалось на Том мире счастливее, чем на этом. Там вообще-то и вправду лучше. Можете поверить - я заглядывала. Давай, девочка, помянем.
Вита глотнула, задохнулась. Пашка расторопно подсунул воды запить. Катя налила прапорщику, потом юному большевику. Самогон глотали в тишине, Вита так же тихо плакала.
- Прот, как здоровье, позволит?
- Да я, Екатерина Георгиевна, уже вроде бы горилку пробовал, - неуверенно пробормотал мальчик.
Катя нацедила ему глоток. Ужасно непедагогично, но как профилактика простудных заболеваний сойдет. Прот проглотил как воду, Катя налила себе. С кружкой обошла костерок, села рядом с Витой, обняла за хрупкие плечи:
- Ничего, малая. И мы туда рано или поздно попадем. Наших там, Наверху, много. У всех у нас отцы уже там. У Прота вообще все давно ушли. А нам пока время здесь повозиться. О родных будешь вспоминать, когда будет чем похвастать. Тебе еще детей, внуков и правнуков растить.
- Я хочу гайдуков убивать. Усех, до крайнего, - Вита всхлипнула.
- Ладно, успеешь решить, всех или через одного вырезать. Пашка, что там с клецками?
- Так галушки уже в самый раз созрели....
Клецки-галушки промелькнули и исчезли. Взрослые выпили еще по глоточку. Прот не претендовал, Вита дремала, прислонившись лбом к теплому плечу командирши.
- Что дальше, Екатерина Георгиевна? - спросил непроглядно мрачный Герман.
- Двинемся завтра под вечер. День отведем для приведения себя и лошадей в порядок. Идем вглубь леса, потом сворачиваем на дорогу. Ночью проходим мимо болот. Утром опять в лес. Выходим к монастырю.
- А зачем нам монастырь? - подозрительно поинтересовался Пашка.
- Грехи замаливать. У тебя, товарищ Павел, грехи имеются?
- Что ж я, неживой? Грешен. Только я попам не верю. Уж простите, если обидно кому, - Пашка тревожно глянул на прапорщика.
- У нас свобода вероисповедания, - пробормотал Герман. - Ты, Павел, когда говоришь без истерики, мы твои завиральные идеи вполне спокойно способны воспринимать. Хотя ваш атеизм - дело крайне сомнительное.
- Монастырь прошу рассматривать как сугубо фортификационное сооружение, - с намеком заметила Катя. - Нет, с пулеметом на колокольне я там сидеть не собираюсь. Оставим в божьей твердыне детей. Там им будет спокойнее. Уж чересчур часто мы под пули попадаем.
Прот молчал. То ли безразлично, то ли понимая, что возражать бесполезно. Вита дремала. Зато парни смотрели с изумлением.
- Екатерина Георгиевна, кто же еврейку в православный монастырь возьмет? - с сомнением пробормотал Пашка. - Это разве по канону?
- Пусть милосердие проявят, - мягко сказала Катя. - Вот и Прот словечко замолвит, у него солидный монастырский опыт. Как монастырь-то именуется?
- Свято-Корнеев, - прошептал Прот. - Нельзя нам в какой-то иной обители остаться?
- Этот-то чем плох? Пятизвездочный подбираешь? Ты, пожалуйста, пойми: если так дальше пойдет, подстрелят вас. А так, монахини вас спрячут, все-таки церковь каким-то авторитетом еще пользуется. Потом тебя по инстанции, наверное, переправят. Я тебя понимаю: подобный план воодушевления не вызывает. Но все лучше, чем в канаве вздутым трупом валяться.
Прот неловко качнул головой:
- Видимо, судьба. Хорошо. Но Вите лучше там не оставаться. Да ее и вряд ли примут.
- Доступнее изложи, пожалуйста. Не возьмут или лучше, чтобы не взяли?
- И то и другое, - Прот протянул руки к костерку. - Свято-Корнеев монастырь несколько раз закрывали. Вернее, пытались закрыть. Нехорошо там. И уставы там часто нарушались. Вита некрещеная, ей в монастыре вообще не место.
- Она ребенок. Русское православие не слишком пострадает, если девочка поживет какое-то время при обители. Полагаю, я смогу убедить местное начальство. Грошей оставим, на молитвы во здравие и на кашу с маслом для беженцев. Ты тоже вполне можешь рассчитывать на доппаек с пряником.
- Спасибо за заботу, - холодно сказал Прот. - Премного благодарен. Только Вита уже не ребенок. И договориться с игуменьей Виринеей вам будет нелегко.
- Допускаю, что ты весь церковный командный состав знаешь поименно и в лицо. Допускаю, что к иудеям в ваших кругах настороженно относятся. Детей те предрассудки тоже касаются?
- Вите уже шестнадцатый год, - пробормотал Герман. - Даже если не учитывать других ее несчастий...
- Я их поубиваю, - сонно прошептала Вита. - Усех. А идишер мессер говяны....
- Пора спать ложиться, - Катя с сомнением посмотрела на девочку. - Правда, шестнадцатый год? Выглядит она шибко юно.
- Конституция такая, - авторитетно сказал Пашка. - Мышечной массы маловато. Гимнастика из нее человека сделает. Я ей комплекс Мюллера покажу. А пока давайте ее спать положим.
Вита посапывала, горестно поджав губы. Устраиваясь рядом с ней в тесной бричке, Катя глянула на узкое лицо, тонкие черты девочки. Черт его знает, сколько ей лет. Сколько вы, товарищ сержант, людей в своей жизни ни встречали, а анкетные данные с первого взгляда считывать так и не научились. Да и стоит ли гадать? Еще один человечек без документов, без дома, без определенного будущего. Разве место ей в монастыре? Грех у неё на душе тяжкий и злоба темная. Вы, Екатерина Георгиевна, с кем рядом ни окажетесь, обязательно замараете. Сама ведь наган в руку девчонки вложила. Ну, все ж лучше, чем двуногого скота, отдаленно похожего на гомо сапиенса, тяпкой крошить.
На следующий день собирались не торопясь. Опять накрапывал дождь. Личный состав, озябший и мрачный, возился с имуществом. Щенята мокрые. Катя решительно принудила Виту привести в порядок лохмы и лицо. С двумя косами девчонка, как ни странно, выглядела постарше. Убранные с лица пряди открыли исцарапанную рожицу и пятнистую, в нехороших сине-багряных пятнах, шею. Цепочку ожогов на плечах прикрыла сорочка, пожертвованная Катей с барского плеча. Самой командирше пришлось влезть в застиранную гимнастерку с непривычным воротом, - ношеную одежку второпях прихватила в недоброй памяти корчме. Гимнастерка оказалась тесновата, мужская часть отряда исподтишка поглядывала на четче выявившиеся округлости командирши. Катя напрямую поинтересовалась у Пашки: может, он чего поближе рассмотреть желает? Присмирели.
Пообедав, двинулись в путь. Катя вела коня в поводу - мышастый жеребчик оказался существом своенравным. Нужно будет его в монастыре оставить, в качестве чаевых за гостеприимство. Пусть святые тетки на этом дураке навоз возят. Катя лошадей, в общем-то, любила, но этот мышастый по-ослиному упрямый попался. Выезжать, тебя, дружок, некогда. Будешь баловать - по зубам схлопочешь. На принцип пойдешь - могут и ствол в ухо сунуть. Товарищ сержант нынче в скверном расположении духа. Так, что терпи до монастыря, гайдамакская скотина, там кочевряжиться будешь.
Насчет монастыря Катя испытывала определенные сомнения. Прот к идее монастыря-убежища
