Способность к ночной работе чрезвычайно ему пригодилась при составлении отчета о состоянии здоровья Людвига II. Его «заказчик», председатель совета министров Иоганн Лутц, хотел получить документ как можно скорее из опасения, что Людвиг применит свое королевское право и распустит правительство до того, как оно успеет объявить его недееспособным. Одним словом, король и парламент наперегонки готовили друг другу отставку. Это и усадило Гудцена за работу. Систематизируя факты, он опирался на письма самого короля, свидетельства двух слуг, двух кабинет-секретарей и одного шталмейстера (все пятеро имели близкий доступ к королю). Поскольку все нужно было делать быстро, психиатр не стал тратить время на то, чтобы выслушать или хотя бы увидеть своего пациента. Остальными участниками освидетельствования были избраны три врача, из которых один был зятем фон Гуддена. Они не имели ни малейшего понятия о состоянии Людвига и просто поставили подписи под документом.
Заключение вышло безжалостным. Баварского короля записали в душевнобольные. Это значило, что проявления его свободной воли были «полностью исключены», шансов на улучшение этого состояния не было, и такое положение должно было сохраняться «всю его жизнь». Людвиг был в политическом ауте. Едва подписи под заключением высохли, как в Нойшванштайн отправилась государственная комиссия. Но мнимый душевнобольной узнал об этом: он приказал усилить свою охрану жандармами, а перед воротами замка собрал чернь, чтобы линчевать «предателей». «Предатели» едва избежали готовившейся им участи благодаря тому, что руководитель жандармов признал подлинность документа о лишении Людвига престола и отпустил членов комиссии. У них, однако, пропало всякое желание совершить вторую попытку, и они предоставили это право профессору фон Гуддену.
Ему это удалось лучше, чем его предшественникам, так как он заручился поддержкой шефа жандармов и захватил с собой пять санитаров со смирительными рубашками. 12 июня 1886 года Людвиг был арестован и отправлен в замок Берг, где к тому времени с внутренней стороны дверей сняли ручки, а окна закрыли решетками. Свергнутый король не оказывал сопротивления. Престол занял его дядя, принц Луитпольд. Таким образом, царствующая династия не пресеклась.
Пребывание Людвига в замке продолжалось очень недолго. 13 июня в 18:30 он вместе с Гудденом отправился на пешую прогулку к Штарнбергскому озеру. При них был санитар, но профессор отослал его назад, так как знал, что парк охраняется тремя жандармами. Кроме того, он полагал, что Людвиг неопасен. Что случилось в следующие полтора часа, до сих пор точно не известно. Ни один из них не вернулся обратно. Около 21 часа начались интенсивные поиски пропавших. В 23 часа придворный офицер наконец нашел сюртук бывшего короля, а рядом его зонтик и шляпу; в двадцати шагах от них лежала и шляпа профессора. Через некоторое время управляющий замком обнаружил у озера тела обоих пропавших.
Во время последующего вскрытия у фон Гуддена были выявлены многочисленные телесные повреждения, у Людвига же нашли лишь несколько ссадин. Кроме того, у озера обнаружились следы борьбы. Возможно, Людвиг задумал самоубийство, а фон Гудден попытался этому помешать, за что и поплатился жизнью, после чего король без каких-либо помех смог наложить на себя руки. В пользу этого говорят и суицидальные намерения, высказываемые бывшим монархом в последние дни его жизни. Эта версия и была официально обнародована.
Между тем появилось и еще несколько предположений. Их объединяет уверенность в том, что Людвиг убил своего врача. Гораздо меньше согласия наблюдается в вопросе о том, спонтанное это было убийство или задуманное заранее, а также о том, действительно ли король хотел совершить самоубийство, или все же он собирался сбежать — ведь в ту ночь на озере видели лодку — и при этой попытке погиб. В таком случае неясно, кто помогал ему устроить побег.
Скорее всего, невозможно полностью прояснить события того трагического вечера. Зато вскрытие недвусмысленно установило, что мозг Людвига был сильно поврежден менингитом. Это объясняет многие странности в его поведении, а правдоподобной причиной нездоровья могут послужить две перенесенные им опасные болезни — детская и юношеская. Паранойей или шизофренией он, однако, не страдал: до самой гибели его слова и действия оставались достаточно здравыми. Команда исследователей под руководством профессора Ганса Ферстля из Мюнхенской университетской клиники внимательно изучила материалы профессора фон Гуддена и пришла к выводу, что в случае Людвига речь шла о так называемой «шизотипической индивидуальности». Люди с этим нарушением отличаются странным и эксцентричным поведением и манерой напыщенно говорить о повседневных вещах, кроме того, они избегают общества своих близких, но сами не страдают от своего заболевания.
Подводя итоги, можно сказать так: Людвиг был сложным человеком, а в качестве правителя страны и вовсе невыносимым, но параноиком или сумасшедшим назвать его нельзя. Профессор Гудден совершил серьезный промах в своем отчете — и, право, лучше бы он лично осмотрел пациента. В этом случае 13 июня он не отпустил бы от себя санитара, посчитав Людвига безобидным сумасшедшим, которого можно держать под контролем. Последний был вполне в состоянии спланировать и осуществить попытку побега и в любом случае физически превосходил профессора. Психиатр недооценил надломленной натуры короля и поплатился за это жизнью.
Для баварской истории ошибочный отчет фон Гуддена был, однако, счастливым подарком, ибо преемник Людвига, его дядя Луитпольд, бережливо и с любовью к народу правил двадцать пять лет. Под его властью Бавария наконец смогла залечить раны, нанесенные ей страстью к строительству и расточительностью Людвига.
Больной Черчилль лучше, чем никакой Черчилль
Стоял февраль, поэтому на Черном море, в Ялте, было все еще очень холодно. Но от будущей конференции с участием Сталина, Рузвельта и Черчилля ожидали горячих споров. В начале 1945 года Вторая мировая война близилась к концу. Хотя Германия еще не капитулировала, уже нужно было заново поделить европейский «пирог». Сталин хотел из Москвы держать под контролем территории до самой Польши и Балкан, превратив расположенные там государства в сателлитов Советского Союза. Демократы Черчилль и Рузвельт хотели, насколько это возможно, оказать сопротивление этой экспансии, не забывая о том, что им может еще понадобиться советская помощь в войне против Японии.
Такой была дипломатическая сторона конференции в Ялте. На практике же это была встреча трех больных стариков, едва способных к переговорам.
Хуже всего дела обстояли с Рузвельтом. Уже двадцать четыре года из-за проблем с бедренной костью он не мог самостоятельно передвигаться, последний год его мучили проблемы с сердцем и кровообращением: губы посинели, глаза были как стеклянные, руки тряслись, и, кроме того, он уже не мог ни на чем долго сосредоточиться. Путешествие в Ялту сильно утомило его, хотя врач и утверждал, что ему пойдут на пользу морское путешествие и сам крымский курорт. В самом деле, Рузвельт умер вскорости после возвращения из Крыма от кровоизлияния в мозг.
Шестидесятишестилетний Иосиф Сталин был заядлым курильщиком с чрезвычайно высоким давлением; зубы у него почернели, а глаза стали желтыми. Врачей он терпеть не мог, однако из трех ялтинских старых «развалин» он оказался самой сохранной. Позже его ненависть к врачам обострилась и даже стала причиной смерти. В марте 1953 года случилась катастрофа: Сталин впал в кому, но никто из присутствующих не знал, как обращаться со стоявшим тут же в полной готовности аппаратом искусственного дыхания. Единственным, кто что-нибудь в этом понимал, был его личный врач Владимир Виноградов — но его тремя месяцами ранее диктатор приказал арестовать и сослать по подозрению в шпионаже, позже оказавшемуся надуманным. Сталин умер, Виноградова впоследствии реабилитировали и наградили званием «заслуженный ученый Советского Союза». Ненавистник врачей Сталин покинул Крым победителем.
Наибольший интерес, однако, представляет третий из «Ялтинской тройки», Уинстон Черчилль. Он казался воплощением стойкого и непобедимого здоровья: он курил сигары, пил виски, пренебрегал каким бы то ни было оздоровлением («никакого спорта») и при этом производил впечатление человека в прекрасном физическом состоянии. Но прежде всего бросалась в глаза его чрезвычайно ярко выраженная
