вечером мы увидимся.
Она вышла из машины и стояла на тротуаре, пока Энтони не уехал. Затем направилась к дому, и, когда собралась открыть дверь, та вдруг сама распахнулась, и перед хозяйкой предстала внушительная фигура Одри Джонсон.
— Одри, я не ожидала тебя так рано…
— Я ведь оставила вам записку, миссис Мэтленд. Вчера. Вы не помните? Я писала, мол, приду пораньше, чтобы потом поспеть к зубному врачу. Я положила записку прямо здесь, на столе в прихожей.
— Да, я видела, но совсем забыла…
— А знаете, мэм, здесь у нас, значит, гость объявился, мистер Брюстер. Он ждет вас в гостиной.
Сердце Бритт бешено заколотилось.
— О Боже… — Одри бросила на хозяйку весьма подозрительный взгляд. — Хорошо, иду, — сказала Бритт с деланным спокойствием. — Должно быть, он хочет поговорить о Дженифер.
Сняв пальто и отдав его Одри, Бритт прошла в гостиную. Элиот сидел в углу комнаты, на стуле с высокой резной спинкой и подлокотниками. Он обернулся на звук ее шагов. Бритт остановилась, и какую-то минуту они безмолвно смотрели друг на друга. Лицо его выражало такую мрачность и суровость, что Бритт даже испугалась.
— Что-нибудь с Дженифер?
Он засунул руку в карман своего твидового спортивного покроя пиджака и спокойно сказал:
— С ней все хорошо. В данный момент я больше беспокоюсь о тебе.
Бритт нервно сплела пальцы и ответила далеко не сразу.
— Время для разговора выбрано неудачно.
— Другого времени может не оказаться.
— И место не очень подходит.
— Мы можем пойти куда-нибудь.
— Хорошо, я надену свитер, и мы посидим в саду.
В холле она вытащила из шкафа тяжелый вязаный жакет Энтони и накинула его на плечи. Элиот не мог не обратить внимание на то, что именно она надела, но ничего не сказал.
Они прошли в столовую, откуда во внутренний двор вели широкие двойные стеклянные двери, и направились в сторону застекленной беседки. Там Бритт взяла один из летних стульев и, поставив его против другого, села.
Элиот сел перед нею. Воздух был достаточно свеж, и Бритт придерживала слишком широкий ворот рукой, прикрывая шею. От жакета исходил родной запах мужа. Это придавало ей сил.
— Итак, — сказала она. — Вы хотели поговорить.
Он сразу почувствовал установленную дистанцию. Такой ее он еще не видел. Удивительно, как эта женщина менялась. Куда делась вся ее чувственность, куда исчезла нежность?
— Что так переменило тебя, Бритт? — сбросил он. — Чувство вины?
— Да, я чувствую вину. Так чувствую, что легче мне умереть. Но дело совсем не в этом.
— Так в чем же?
Она опустила глаза, ее взгляд упал на его руки, сильные и дерзкие руки, так страстно ласкавшие ее совсем недавно…
— Дело во времени, — сказала она, стараясь получше управлять своим голосом. — Я предпочитаю видеть вещи в перспективе…
— Бритт, Боже мой! Но ведь у нас с тобой не просто секс. И это не слабость. И не дьявольское заблуждение! Я люблю тебя, а ты любишь меня! Это что, совсем для тебя не важно?
— Послушайте, Элиот! Как можете вы говорить мне теперь о любви? Вам нравится убивать меня?
— Вы правы. Говоря по правде, я бы должен был придушить вас за эту глупость, за эту вдруг проснувшуюся набожность, за эти совестливые игры вокруг Энтони. — Он покачал головой. — Нет, Бритт, это не вы!
— Кто вы такой, чтобы оценивать меня, мою личность? В сущности, вы меня совсем не знаете. Ничего обо мне не знаете!
— А Энтони знает?
Она в отчаянии склонила голову.
— Как можете вы сидеть в его доме и говорить о нем в подобном тоне? И вам не стыдно? Куда подевалась вся ваша чуткость и деликатность? Неужели он для вас так мало значит?
— Нет, Бритт, не мало. Но вы значите для меня гораздо больше.
Ее охватила дрожь. Его непреклонная настойчивость говорила о том, насколько по-разному они воспринимают случившееся. Глядя в его зеленые глаза, она не могла не думать, что к этому случившемуся они, в конце концов, шли вместе. Она заблудилась, грубо говоря, предалась блуду, и теперь боялась, что с ней это может повториться. Бритт крепче схватилась за ворот жакета, борясь с желанием убежать. Нет, бежать легче всего. Надо постараться, чтобы он ее понял.
Элиот продолжал пристально смотреть на нее, поэтому, не в силах больше выносить его взгляда, она встала и подошла к выходу из беседки. Глядя на оголенные осенью деревья сада, она чувствовала, как слаба в эти минуты. Но знала, знала, что не должна поддаваться страсти. Наконец повернулась к нему и сказала:
— Я не хочу причинять вам боль, Элиот, но я не люблю вас и никогда не любила. Все это было не настоящее. — Она перевела дыхание и продолжила: — Вы ведь понимаете, невозможно в одно время любить двух человек, а я люблю Энтони. Люблю его всем сердцем.
— Я не верю вам.
— Не важно, верите вы или нет.
— Итак, все, что произошло между нами, не более чем ошибка? Или один голый секс? А может, что и похуже?..
— Ну зачем же так? Возможно, с моей стороны это была просто слабость. Я сама не знала, что делаю. Но теперь я вернулась домой и уверена: это то место, где я хочу быть. Со своим мужем.
— Итак, значит, все? Конец приключения? Как говорится, благодарю за приятные воспоминания и прощайте? — Он не сводил с нее горящих болью и гневом глаз. — Я не верю вам, Бритт. И никогда не поверю.
— В вас говорит ваша гордость.
— Нет, не гордость, а сердце! И разум. Я знаю одно — вы принадлежите мне. И придет день, когда вы тоже поймете это.
— Вы ошибаетесь, Элиот. Я все решила бесповоротно. — Невыносимая грусть накатила на нее и накрыла волной, смывая и стыд, и гнев, и все ее страхи. Слезы побежали из глаз.
— Не важно, что вы сейчас говорите, Бритт, важно лишь то, что я люблю вас. И всегда буду любить. — Она смотрела на него, не в силах вымолвить и слова. — А теперь я уйду, — сказал он. — Вы настаиваете на своем, и ничего другого мне не остается. Но на прощание хочу дать вам совет: ничего не говорите Энтони. Ради него же. Вам это все равно не принесет облегчения, а его только расстроит. Я не о себе беспокоюсь. Мне что? Я завтра же могу сесть в самолет и больше никогда сюда не вернуться. Я не нуждаюсь в нем. Как и он — во мне.
Она кивнула.
— Я знаю.
Элиот встал, передвинул стул и, оставив руки на его спинке, сказал:
— Если вы и допустили ошибку, то сейчас, а не там, на побережье. Скоро вы это поймете. А я буду ждать, когда вы ко мне вернетесь.
Он слегка поклонился и ушел в сторону дома. Бритт не могла смотреть на то, как он уходит. Из сада и из ее жизни. Она отвернулась и долго смотрела на ветви дерева, с которого поднявшийся ветер сорвал последние листья, швырнув их на землю.
