ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
9 ноября 1988 года
Мэджин Тьернан ожидала Харрисона, ожидала звука ключа, поворачивающегося в дверях ее квартиры. Она подошла и села на ручку кресла, купленного ею специально для него. Прошедшие недели были сущим адом, но сейчас, после того как Харрисон позвонил ей утром, она была спокойна. О, она только и делает с той минуты, как положила трубку, что вспоминает о том, что и как он сказал.
— Мэйджи! — Прямо так сразу и начал. — Как насчет пропустить по глоточку «Гленфиддика»? — И что, это все? Не может быть! — Как ты? Не рассердишься, если я приду? Думаю, нам надо поговорить.
И только то?
— Ну, так как насчет глотка «Гленфиддика»?
— Глоток, пожалуй, найдется, — ответила она, стараясь не выдать разочарования.
— Хорошо. У меня во второй половине дня пресс-конференция в Балтиморе. Так что в Вашингтон приеду часам к пяти. В шесть годится?
— Вполне.
— Ну, значит, увидимся.
Это был их первый разговор за три недели. Правда, Артур Кэднесс раз пять звонил ей, так что Харрисон знал, что она жива и здорова. Но не больше.
Мэджин за это время ухитрилась кое-как успокоиться, во всяком случае после того, как события попали под некий контроль. Мерзость совершена, сомнения, неопределенность — все это позади. Теперь ее занимал один только Харрисон, и беспокоилась она только о нем одном. И вот наконец он придет к ней.
После полудня она вышла из дому купить новое платье. Так приятно, раздевшись, проскользнуть во что-то непривычное. В примерочной она удовлетворенно осмотрела свою фигуру, стройную и подтянутую, как прежде. Но чем дольше она смотрела на себя, тем ближе подступала боль. Лицо ее сморщилось, и она заплакала, вернее, всплакнула, уже через минуту вытерев слезы и принявшись выбирать платье из тех нескольких, что ей принесли для примерки.
Вот и сейчас, сидя на ручке кресла и вспоминая, что она сотворила с их ребенком, она не могла не опечалиться. Впрочем, скорбные переживания никогда не длились у нее слишком долго, она себе в этом особой воли не давала.
Через несколько минут в дверях послышался долгожданный звук ключа. Затем дверь открылась, и она увидела его — человека, которого любила. Он закрыл дверь, снял пальто и бросил его на стул. Свет в прихожей был неярким, но она разглядела на его лице довольно фривольную ухмылку. Наконец он вошел в комнату.
— Как прошел день? — спросила она.
— В адской суете. Впрочем, ничего нового, все как всегда.
Мэджин встала, и Харрисон осмотрел ее новое платье.
— Черт возьми! Ты прекрасно выглядишь.
— Могу я предложить вам вашу порцию скотча, сэр?
— Не раньше, чем я получу свой поцелуй.
Он подошел к ней. Она заметила слегка углубившиеся морщинки в уголках глаз, говорившие о том, что и ему это время не даром далось. С минуту они просто стояли обнявшись. Он обратил внимание на то, что она немного высветлила волосы, и теперь вдыхал их аромат, испытывая чисто чувственное наслаждение. Она слышала его дыхание, немного хрипловатое. Губы его задрожали, улыбка исказилась и исчезла. Он поцеловал ее, затем немного отстранился и потрогал рукав ее платья, только ткань, не прикасаясь к телу.
— Господи, какая ты красивая, Мэджин.
— Я скучала по тебе, Харрисон.
Он обнял ее, прижал к себе.
— Я тоже по тебе скучал, детка. И просто не могу выразить, как мне приятно вновь видеть тебя.
Она отклонилась, чтобы увидеть его лицо, потом обняла и уперлась лбом в его плечо, а он обнимал ее за талию, чувствуя под тканью эту вожделенную плоть; в выражении его лица она заметила что-то еще — невысказанное, вопрошающее.
— Я понимаю, что с поздравлениями у тебя и так все в порядке, хватает и без моих, — сказала она, будто не замечая, что его руки как бы невзначай продолжают исследовать область ее талии.
— Если бы ты имела отношение к моей двухпроцентной победе на выборах, то прошлым вечером получила бы кусок пирога.
Она рассмеялась, потом губы ее приоткрылись, голова чуть откинулась назад, и Харрисон поцеловал ее с какой-то неистовой жадностью. Когда он отпустил ее, она засмеялась опять, запустила пальцы в его волосы, теребя их, как шаловливый ребенок. Харрисон теснее прижал ее к себе, и Мэджин сквозь одежду ощутила, как сильно он возбужден. Она выскользнула из его рук и, погладив по щеке, спросила:
— Так как же насчет скотча? Принесу тебе, пожалуй, обещанный глоточек.
Когда она вернулась, Харрисон уже без пиджака и галстука сидел в своем любимом кресле. Она передала ему бокал с виски и присела на ручку кресла. Он продолжал изучать ее, борясь с желанием расспросить об истинном положении дел. Артур Кэднесс о судьбе ребенка ничего не знал, да он ее об этом и не спрашивал.
Мэджин, опираясь ногами на пол, скрестила их в лодыжках и выпрямилась, отчего грудь ее поднялась. Она знала, что Харрисон обожает ее грудь. Как-то он сказал ей, что если бы ему предложили взять от нее что-нибудь одно, то он взял бы ее титьки. Ей этот комплимент не совсем пришелся по вкусу. Она вообще не могла представить, какой тут может быть выбор. Что станут делать ее разум и ее бедное сердце, если их лишить тела?
Харрисон к виски все еще не притронулся. Он собрался с мужеством и, заглянув в ее мерцающие глаза, спросил:
— Ты еще беременна, детка?
— Нет, — еле слышно прошептала она.
Харрисон отставил свой бокал и встал с кресла. Потом протянул к ней руку, и она, подчиняясь его жесту, тоже встала. Он молча обнял ее. Дышал он с трудом, но сила его объятий от этого не ослабевала. Мэджин ощущала сложное горько-сладкое чувство — одновременно потери и обретения, победы и поражения.
— Мэджи… — сказал он наконец. — Мэджи, я люблю тебя.
Она нежно прильнула к нему и прошептала:
— Я знаю, Харрисон. И я тоже люблю тебя.
Они прижались друг к другу щеками и так какое-то время неподвижно стояли. Когда он откинул голову назад, она увидела, что его глаза поблескивают от влаги.
— Я понимаю, детка, тебе пришлось нелегко, — проговорил он. — И хочу, чтобы ты знала: не за горами день, когда ты станешь моей женой.
Мэджин охватила такая слабость, что она чуть не упала. Но разве можно позволить себе роскошь лишиться чувств в такую минуту? Харрисон наконец сказал именно те слова, которые она так долго ждала от него. Но даже в этот момент триумфа чувство собственного достоинства было важно для нее. Не зная, что еще сделать, она поцеловала его долгим и пылким поцелуем. Затем, прошептав о своей любви, положила руку ему на грудь и возблагодарила Бога, что он дает ей еще один шанс.
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
19 ноября 1988 года
Бритт и Энтони прибыли в ресторан «Те Tion d'Or», что на Коннектикут-авеню, 73. Перед ними в ресторан вошла большая веселая группа людей.
