Выходя из дому, Левченко всегда имел при себе миниатюрный приемник. Он лежал в кармане, с антенной, опущенной в брючину. Дежурный офицер «Зенита» в это время прислушивался, не проявляют ли активности радиопередатчики японской контрразведки в соответствующем районе, и едва заметив что-либо подозрительное, посылал предупредительный сигнал Станиславу.
Общий объем документов, полученных резидентурой от Ареса, составил уже несколько тысяч страниц. Постоянно просматривая этот поток информации, Левченко установил, что вначале процентов тридцать, затем пятьдесят и, наконец, более семидесяти процентов всех материалов исходит, по всей видимости, от одного и того же человека, работающего в японской контрразведке. Когда среди снятых на микропленку документов начали попадаться страницы ежемесячного закрытого японского бюллетеня, предназначенного только для высших правительственных служащих, стало ясно, что источник принадлежит именно к этим высоким сферам. И, наконец, наступил день, когда Левченко попросил Ареса постараться достать копию своего собственного досье, наверняка уже давно составленного японскими спецслужбами.
Арес заявил, что не сможет «просто так» заполучить досье кого бы то ни было из советских служащих; для этого требуется представить убедительное объяснение, зачем оно ему понадобилось. Поразмыслив, Левченко решил написать для «Нового времени» статью, которая дала бы Аресу повод изобразить его антияпонски настроенным фанатиком, особа которого заслуживает внимания правоверных местных журналистов. Темой статьи он выбрал положение «эта» или «буракумин» — той категории японского населения, которая согласно древним догматам буддизма считалась «нечистой», — только потому, что они забивали скот и обрабатывали мясные туши.
Воспользовавшись содействием Такуми Уэда — члена парламента и одновременно активиста «Лиги освобождения буракумин» — Левченко посетил районы, населенные «эта» (кстати, само это слово означает — «отверженные»), после чего «Новое время» опубликовало его статью, высмеивающую японцев за дискриминацию несчастных «отверженных». Вскоре Арес с едва заметной усмешкой передал ему ролик микропленки: «Это вас должно заинтересовать…» Ролик содержал извлечения из досье, составленного японцами на Левченко.
Он был охарактеризован там как «возможный» сотрудник КГБ. Впрочем, это подозрение тяготело над ним как бы по наследству: японцам было известно, что его предшественник по «Новому времени» заведомо являлся работником Комитета госбезопасности. В досье перечислялись многие из японских партнеров Станислава, — правда, среди них не оказалось ни Кинга, ни Томаса. Были отмечены его поездки за пределы Токио и результаты слежки. Забавно, что одна из записей фиксировала его недавнюю поездку на юг Японии. Действительно, он заказал тогда авиабилет через Национальный клуб прессы, но опоздал на самолет из-за транспортных пробок на токийских улицах, и поездка не состоялась. По-видимому, кто-то из Клуба прессы служит осведомителем контрразведки…
Услуги Ареса приобрели теперь особую ценность в глазах Левченко, Гурьянова и самого «центра». Если бы удалось также формально завербовать то лицо, от которого получает информацию Арес, и превратить его в контролируемого агента, — перспективная ценность такого информатора должна была оказаться еще большей, прямо-таки не поддающейся точной предварительной оценке. Следовало полагать, что этому человеку, как и самому Аресу, под сорок, но он занимает несравненно более высокий служебный пост. Так или иначе, Арес, вне всякого сомнения, имел дело с опытным профессионалом, безусловно способным распознать, не пахнет ли интерес Ареса к служебным, тем более секретным документам, обыкновенным шпионажем. Быть может, он уже распознал в Аресе шпиона, и, более того, поступил, как полагается в таких случаях? Не исключено, что японцы начали классическую игру с дальним прицелом, снабжая Ареса полноценными, подлинными документами, чтобы упрочить доверие КГБ к этому источнику. А потом, когда настанет час какого-нибудь мирового кризиса, они подсунут КГБ по тому же каналу фатально дезориентирующий документ — и этой ловушкой будет оправдана вся их многолетняя терпеливая игра.
Действуя на собственный страх и риск, имея дело с неподконтрольным резидентуре офицером японской спецслужбы, о котором КГБ даже ничего не знал, Арес, конечно, ежеминутно подвергался страшной опасности. Тем более важно было удостовериться, что же собой представляет его источник информации, выведать все детали, касающиеся этой таинственной личности. Но Арес категорически отказывался назвать имена своих информаторов.
Запросив и получив микрофильм досье, заведенного «центром» на самого Ареса, Левченко начал внимательно изучать его, интересуясь главным образом временем, когда резидентура только установила контакты с Аресом. Об этом времени он знал явно недостаточно.
Поздно ночью, когда Левченко уже собирался оставить это нудное занятие и отправиться спать, его внимание привлекла такая любопытная фраза: лет десять назад, перечисляя свои связи в различных кругах японского общества и стремясь, грубо говоря, набить себе цену, Арес упомянул — не называя, впрочем, по имени, — одного офицера разведки, с которым он был дружен с ранней молодости. В дальнейшем этот офицер закончил Академию разведывательной службы и работал тайным агентом в отделе, занимавшемся токийскими группами террористов и левых экстремистов. Хорошо проявив себя, офицер был переведен в провинцию, где было больше возможностей для продвижения по службе.
Арес счел нужным подчеркнуть, что если дела его знакомого и в дальнейшем пойдут столь же успешно, то он, возможно, вернется в Токио. Не исключено, что это лицо как раз и сделалось теперь постоянным источником информации, поступающей от Ареса. Не в этом ли разгадка того, что «золотая жила», на время словно бы исчерпавшая себя, вновь раскрылась перед токийской резидентурой?
На ближайшем свидании, мимолетном, как обычно, Левченко попросил Ареса выехать из Токио рано утром в воскресенье, чтобы в час дня они могли встретиться в отдельной кабине уютного ресторанчика, находящегося поблизости от знаменитого курорта Хаконе.
Левченко доехал туда без каких бы то ни было приключений, но на всякий случай останавливался по дороге во всех мало-мальски примечательных населенных пунктах, часто посещаемых туристами, и увлеченно щелкал фотоаппаратом. В случае чего он мог сказать, что занят подготовкой статьи для «Нового времени» о красотах токийских пригородов.
Арес поджидал его, попивая в одиночестве виски, — он позволял себе эту роскошь всякий раз, когда знал, что заплатит КГБ.
— Ну, как? — спросил Левченко.
— Я не заметил ничего подозрительного…
— Я тоже. Так вот, давайте порадуем друг друга.
Левченко торжественно объявил, что в знак признания блестящих достижений Ареса Москва награждает его суммой, достаточной, чтобы он мог купить себе новый автомобиль. Документы, доставляемые Аресом, свидетельствуют о том, что он не только ценный сотрудник, но и смелый человек, выдающаяся личность. Между прочим, Левченко, анализируя эти документы, пришел к выводу, что все они поступают из одного источника. И вот он вспомнил, что много лет назад Арес дружил с человеком, только- только начавшим тогда работать в японской контрразведке. Если источник нынешних документов — этот самый друг Ареса, то, значит, операция вступила в принципиально новую и притом опасную фазу, потому что играть в такие игры с офицером контрразведки опасно по определению.
Если Арес готов раскрыть свой источник информации, то он тем самым уменьшает опасность, грозящую ему лично. В этом случае огромный опыт и профессиональные возможности резидентуры, да и самого центра, будут направлены на то, чтобы оградить его от всяких случайностей. Впрочем, Левченко ни на чем не настаивает. Пусть Арес решает сам. Не хотелось бы только, чтобы он так рисковал собой в одиночку.
Что ж, я очень рад, что Москва обо мне помнит. Спасибо ей за щедрый подарок, — заговорил Арес. — Во многом вы правы. Эти документы, что я доставлял вам последнее время, исходят из одного источника. Действительно, это мой друг. Еще года не прошло, как он вернулся в Токио. Я не называл вам его именно потому, что не был уверен, что он без конца будет снабжать меня такими важными документами…
— А какой пост он занимает?
— Начальник сектора.
— Раз он дает вам знакомиться с такими важными документами, значит, вы по-прежнему близкие друзья?
