Сначала Аламез легонько покрутил головой, пытаясь осмотреться, но поскольку с обеих сторон ничего, кроме лоскутов сырой мешковины, не увидел, ему пришлось приложить чуть больше усилий и приподнять голову, которая тут же закружилась, как только затылок оторвался от земли.
Вокруг была грязь, пожухшая зелень, куски гниющей материи, обломки, объедки и еще много всякой непонятной гадости, над которой бойко кружились не спящие даже по ночам мухи. Невдалеке выискивали в отходах съестное несколько тощих, плешивых собак. Оголодавшие и озверевшие куда сильнее волков, бездомные дворняги непременно потрапезничали бы им и насытились бы на много недель вперед, да только запах крови моррона, видать, пришелся четвероногим бездомным не по вкусу. Он пугал, вызывал трепетный страх у всех без исключения животных, в чем, собственно, минусов не было, но был огромный плюс – пока Дарк находился в беспамятстве, никто не растерзал его плоть, не обглодал кости и не попытался выклевать глаза.
Стоило лишь Аламезу пошевелиться, как помойные псы тут же поджали хвосты и, трусливо заскулив, шустро покинули столовую под открытым небом, где, скорее всего, находилось еще много чего, по их мнению, съестного и лакомого. Дарк сделал над собой усилие, кое-как поборол одолевающую его слабость и сел. На большее он еще был неспособен. Первый же беглый взгляд на окрестности мгновенно воссоздал картину происшедшего в часы, проведенные им в беспамятстве. Дом, с крыши которого его столкнули, находился совсем рядом, в каких-то пятнадцати-двадцати шагах. По правую руку возвышалась выщербленная и покосившаяся стена сарая без двери и большей части крыши, а по левую – простирался пустырь, превращенный жителями окрестных домов в вечно гниющую, источающую зловоние свалку.
Когда его мертвое тело нашли, а, скорее всего, произошло это не сразу, обитатели дома решили не звать стражников, поскольку подозрение в убийстве могло пасть и на них. Обычно блюстители порядка редко ломают голову над преступлениями долее нескольких дней, а уж если злодейство было совершено в бедняцком квартале, то утруждаются розысками не более получаса и отправляют на виселицу первую же попавшуюся под руку подозрительную личность.
Боясь слепого возмездия правосудия и вспомнив народную мудрость «Не буди лихо!», горожане взялись уладить дело по-тихому. Жители дома быстренько обшарили окровавленные одежды и, присвоив все ценное, оттащили труп подальше от собственных окон. Тем самым они не только оберегли себя от незаслуженного наказания за несовершенное преступление, но и избежали ежедневных мучений от вдыхания смрадных паров разложения и от вида гниющего мертвяка. Конечно же, бедняки не побрезговали обчистить карманы бездыханного тела, но, к счастью, побоялись запачкаться кровью и не полезли за пазуху, так что пяток золотых монет да трофейные бумаги при Дарке все же остались, правда, толку от последних не было уже никакого. Пропитавшуюся кровью грамоту не покажешь стражнику, поскольку доказать, что кровь твоя, а не убитого тобой истинного владельца, невозможно. К тому же что можно прочесть, когда кровь перемешалась с чернилами? Это уже, выходит, не документ, не казенная бумага, а абстрактная зарисовка на кровавую тему пьяного марателя холстов.
Немного погоревав над испорченными свитками, Аламез выбросил их, а затем сделал попытку встать, но онемевшие, то и дело сводимые легкими судорогами ноги пока не слушались. Как ни прискорбно, но какое-то время моррон был вынужден обождать, страдая в царстве отходов и сопутствующего им зловония. Пока в одеревеневшие колени не вернутся силы, ему не оставалось ничего иного, как развлекать себя рассуждениями, благо что тем для них имелось предостаточно.
Первым делом Дарк попытался определиться во времени и пришел к радостному заключению, что его забытье продлилось всего лишь часы, а не дни и не месяцы. Если было б иначе, то при пробуждении ему пришлось бы выкарабкиваться из-под груды мусора, который боявшиеся стражников куда сильнее, нежели лиходеев, горожане прежде всего сбрасывали бы именно на него. Из этого, бесспорно, приятного факта вытекал еще один актуальный вопрос: «Зачем его воскресили через долгие годы после штурма Великой Кодвусийской Стены, а также сейчас? Было ли его возрождение преднамеренным действом всемогущего Коллективного Разума, почувствовавшего новую угрозу человечеству, или механически закономерным процессом, применимым к любому моррону, таким же естественным для него, как для обычного человека рождение и смерть?»
Как было известно легионерам – и как Дарк уже неоднократно испытывал на себе в течение прошлой жизни, – моррон, слышащий Зов Коллективного Разума, практически бессмертен и мгновенно исцеляется после самых тяжких ран. Процесс восстановления изуродованной плоти длился не долее нескольких секунд. А в обычной жизни «рыцари смерти» мало чем отличались от людей и были весьма уязвимы. Их жизненный путь мог нежданно прерваться не только в бою, но и в обычной пьяной потасовке, если захмелевший драчун не рассчитал силы, вложенной в свой кулак, или в скамью, опущенную на спину противника.
Рана Дарка была, без всяких сомнений, смертельна, а полное исцеление разорванных и расплющенных тканей прошло чрезвычайно медленно, чтобы утверждать, что он исполнял миссию, но слишком быстро для моррона в обычной жизни. Исходя из этого на первый взгляд парадоксального факта, Аламез пришел к выводу, что его воскресили отнюдь не в знак благодарности за прошлые заслуги перед человечеством, а для выполнения нового задания, время для которого пока еще не пришло, но вскоре должно наступить. Мудрый Коллективный Разум не бросал своих верных солдат с марша в бой, он воскресил Дарка заранее специально для того, чтобы тот успел освоиться в мире людей и воссоединиться со своими собратьями. Значит, ему следует торопиться и не затягивать с розыском членов Одиннадцатого Легиона, ведь любую беду легче пережить вместе, а любую задачу куда проще решить, опираясь на плечо товарища. Пока Дарк не продвинулся в поисках, но, с другой стороны, и Зов Коллективного Разума он пока не услышал, что не могло не радовать и вселяло надежду на успех предстоящего предприятия.
Последнее, о чем подумал Дарк, восседая на мусорной куче величественно, как настоящий король на своем золотом троне, и лениво отмахиваясь от назойливых мух, было странное поведение врага; непонятное, противоречивое и алогичное. Сначала вампир лишь следил за ним и даже пустился бежать, чтобы не допустить нежелательного столкновения с объектом слежки, а затем вдруг поменял замыслы и коварно убил, тем самым сведя все свои предыдущие усилия на нет. Смерть Дарка (о том же, что Коллективный Разум так быстро воскресит своего солдата, не знал никто, включая самого Дарка) лишила убийцу возможности узнать, зачем легионер прибыл в Альмиру и почему так неумело попытался привлечь на свою сторону его кровососущего собрата? Его убийца, лица которого Аламез так и не узрел, скорее всего, являлся мужчиной, хотя побиться об заклад моррон не решился бы. Кровосос был хитрым, коварным середнячком, способным не только грамотно организовать слежку, но и, что более опасно, просчитывать быстро меняющуюся ситуацию на ходу и мгновенно находить самые выгодные для него решения. Насторожило Дарка и то обстоятельство, что кровосос стал невидимым днем, когда был слаб, а его дымящейся шкуре и так доставалось от обжигающих солнечных лучей. Все это просто не могло не подтолкнуть к выводу, что Аламезу попался достойный противник, конечно, намного слабее, чем старший вампир, но зато весьма выделяющийся на фоне остальных кровососов среднего возраста. Появление моррона в филанийской столице серьезно встревожило кровососущих тварей, если за ним послали следить не рядового бойца, из чего Дарк пришел к заключению (пока на стадии неподтвержденного предположения), что столичные вампиры замышляют что-то грандиозное и боятся, что их тайные планы слишком рано раскроются.
Когда пребываешь в бездействии, время утомительно тянется; когда же руки или голова заняты делом, то просто не успеваешь соскучиться. Едва моррон мысленно нарисовал пока еще весьма смутный и расплывчатый образ противника, как онемевшие ноги полностью восстановились. В коленях и икрах исчезли напряжение и неприятная тяжесть. Можно было вставать и идти, возникали лишь вполне уместные вопросы: «Куда и как?» Шастать по городу, даже темной ночью, в покрытом сгустками запекшейся крови костюме – верный способ накликать на свою неразумную голову большую беду. Дарка арестовал бы первый же патруль, которых наверняка вокруг тюремной площади расхаживало довольно много. Бумаги же отставного сержанта пришли в негодность, а без них шансов избежать заключения практически не было. Стражники не позарились бы на небывало щедрую взятку в пять золотых, а просто забрали бы монеты и все равно отвели бы его в тюрьму, знакомиться изнутри с которой Аламезу совсем не хотелось.
К счастью, проблему с плачевным внешним видом можно было быстро решить, ведь Дарка выкинули на свалку, где полным-полно всякого хламья да тряпья, хоть и жалкого, но зато не окровавленного. Покопавшись в куче хлама чуть долее минуты, Аламез нашел старенький плащ, видимо, когда-то серого, а ныне из-за многочисленных пятен и разводов непонятно какого цвета. Облачаться в него было неимоверно
