со мной на 13–м, другой – на 12–м, – избили вчера вечером или ночью где–то на зоне (но не бараке, – я не видел и не слышал шума) 28–летнего нынешнего председателя СКК (“Совет коллектива колонии”, показушная бутафория коллективизма и зэковского самоуправления, оставшаяся еще с советских времен). За что? Вчера в 5 вечера, я слышал, Заводчиков собирал у себя всех этих “козлов” – “колонических”, как они сами себя называют, т.е. общезоновских. А они все в основном на 11–м и есть. Когда (уже где–то в полшестого) они оттуда вернулись – все были в ярости, что Завод, типа, всех их поснимал с должностей, или что–то такое. Подробности я из этого их возмущенного ропота не понял, но все злобно говорили, что во всем виноват вот этот самый парень, предСКК, мол, все эти изменения по его инициативе. А между тем, этот парень был здесь еще не худший – и уж явно подостойнее тех, кто тут на него гавкал. Приехал с Шерстков и был здесь СДиПовцем на 2–м бараке; вспоминал даже, как однажды, в августе где–то 2009, сидя на “нулевом”, не пускал меня из–за комиссии в баню (но потом все же пустил, я помню). Самое главное, что парень явно не криминального склада, на воле, по его словам, работал; серьезный такой парень, и у меня были с ним в целом нормальные отношения, лучше, чем тут со многими. Со вчерашнего вечера, однако, ни его, ни тех двоих в бараке нет.
Конечно, описывать их здесь всех и каждого – не хватит никакого места; но больно уж колоритен мой нынешний сосед по тумбочке, а в той секции – и по проходняку. 24 года, сидит по редчайшей 260–й статье – за “незаконную вырубку леса” (на продажу срубил несколько деревьев). Приехал недавно – и сразу же стал тут шнырем, от чайников и посуды до стирки и поливки грядок и цветников одному здешнему блатному дебилу. Улыбка до ушей, рожа вся в угрях. Кроме того, “молотобоец” с первых же дней приезда поставил его на стрем, – больше некого было; и вся секция, да и весь барак потешались над тем, как натужно, с трудом, густо “окая”, постоянно запинаясь, тормозя, забывая слова, он “пробивает” в секцию то, что видит в окно. То есть, как откроет рот – сразу становится ясно, что этот парень – даун. Такой умственно отсталый парнишка, хотя, по его рассказам, и работяга: в своей деревне был трактористом, да и здесь вкалывает (последнее время еще и убирается в секции).
Конечно, ничего своего у него нет, особенно курева; голь перекатная, как они все. Но – надо было видеть, как он набросился на мою тумбочку, когда, без всякой задней мысли, я пустил его с его “мыльно– рыльным” в верхний ящик. О, это оказался настоящий экстаз! Он дневал и ночевал в тумбочке одно время, набил свою половину этого верхнего ящика туже, чем у меня, – кроме станков, мыла и пр., еще толстенный пакет из–под чего–то, плотно набитый (так, что уже не лезут) письмами из дома, фотографиями и какими–то бумагами; еще какое–то барахло, – в общем, ящик уже не закрывается, дно вылетает, т.к. прибито плохо, и т. д. Но это существо, не спящее и по ночам, не только с самого раннего утра уже лезет в ящик, – оно и в нижние прежде только мои, отсеки стало пихать свое барахло. В открытый, с отломанной крышкой отсек сперва пихнуло свой рулон “дальнячки” – ну, это бы ладно еще, хотя у меня он только для еды. Но потом оно – сперва на свободное место, где я ставлю чайник, когда ем, а потом (когда я не позволил) – прямо на мой пакет с вольным хлебом – запихнуло свой здоровенный пакетище с... пустыми сигаретными пачками! Будь ты неладен, урод! – но он стал клясться и божиться, что скоро пойдет на свиданку, ему привезут сигареты – и он будет распихивать их в эти пачки, заберет свой пакет. До сих пор все обещает и собирается на эту свиданку.
А что я, собственно, вспомнил о нем и написал так много? Дело в том, что достает из ящика тумбочки, из набитого пакета и всем с удовольствием показывает 2 или 3 фотографии: его жена с 3–м (!!!) ребенком на руках! Во как! – в 24 года у этого дауна их уже трое. Вряд ли жена намного лучше его, раз пошла за такого явного дауна; а что они оба алкаши, сомневаться не приходится просто потому, что алкоголь – единственный смысл деревенской жизни, особенно сейчас, когда колхозы развалились и всепоглощающей каторжной работы, как раньше, нет. Короче, их стерилизовать бы надо, по–хорошему, эту бессмысленную нечисть, мешающую жить нормальным людям, обворовывая их и отнимая у них кислород, – а эти твари, наоборот, плодятся как кролики. Учитывая любимую нынешнюю политику путинцев – подкуп и задабривание такого быдла бесконечными выплатами, компенсациями, пособиями и прочими “материнскими капиталами”, – можно себе представить, сколько денег получила (ни за что! И из чужого кармана, из налогов работающих...) его жена за третьего ребенка, да и за всех трех вместе...
14–50
Узнались из разговоров еще кое–какие подробности происшествия с избиением предСКК, – только вот зачем они мне? :) Те двое, оказалось, сейчас в изоляторе – получили по 5 суток. Били они его вроде бы все–таки в бараке, не то ночью, не то уже утром, во время зарядки. Причем били, как говорят, вопреки запрету нового “домового” (накачанного лося), который еще загодя запретил трогать этого человека. Они не послушались – и теперь их, видимо, ждет после отсидки в ШИЗО еще и расплата в бараке (тем более, оба – “красные”, т.е. существа для блатных лосей презренные). Никто не говорит только – в чем же был виноват избитый, за что конкретно на него ополчилась вся стая. Только общие слова, – как сказал мой сосед по шконке, тот “посдавал всех”, “совал везде нос” и т.д., даже на 12–м якобы умудрился кого–то “сдать”. Но у этого соседа на того типа зуб, – они ругались, еще когда жили в той секции в одном проходняке.
Говорят, связь плохо, но как–то заработала, – конкретно “Билайн”, который нужен мне. Поперся, переждав Палыча (уже ушел) к дружку “телефониста”, – он, видимо, свалил в баню, в бараке его опять нет, а сегодня ук них банный день. Будь все проклято, 2–й день не могу позвонить домой по причинам самого разного характера, – все как сговорились против меня...
16.6.10. 5–19
Омерзительнейшее настроение с самого утра. Просыпаться здесь, среди них, так же тошно, как было и в 2007 году, и в 2008–м... Мразь, нечисть, слякоть... Погань, которую на кострах только сжигать... Облить бензином, как муравейник, и поджечь... Ух, как же я вас всех ненавижу, биомасса вы вонючая!.. В секции духотища, с утра уже весь мокрый. А на улице опять хмуро, вот–вот польет дождь. Идиот сосед, мерзкий доходяга, встает раньше меня и начинает лазить, трясти шконку, заправляться и т.п., мешая мне спать, а вот сейчас – писать. Ух, суки, зачем же вы на свет–то родились?.. Нечисть никчемная, всех бы вас в одной печи сжечь!.. К тому же и вчера было испорчено настроение с 4–х часов, – дозвонился–таки, все думал, пытался, готовился – и вот!.. И каждый раз – тошно, блевать тянет потом, но проходит время – и тянет позвонить еще, узнать, как там дела... Наркомания какая–то... Сука, дерьмо, ничтожество, – а вот поди ж ты... Не слышно было ничего, еле–еле, ничего не разобрать, а вокруг еще шум. Но я знаю, что ей плевать, это – первое и самое сильное впечатление от любой попытки контакта, хоть устной, хоть письменной. Ну и черт бы с ним!.. Сегодня, если получится и позволят деньги, позвоню и еще – растравлю себе душу уж до конца, до упора; заодно хоть, м.б., будет лучше слышно, хоть что–нибудь да скажет мне, равно как и я ей... Но от этой бессмыслицы всех надежд, от явного этого безразличия каждый раз, отсутствия всякого тепла – ведь сколько лет не виделись, – я фигею! Омерзение, ступор какой–то, и тоска... И не с кем всем этим даже поделиться, – вокруг одна мразь бессмысленная... Ведь половину того, что мог бы, того, как вся эта мразь на меня гавкает и врет, я здесь не пишу, – просто забываю, или не хватает времени, да и переписывать долго. То этот проспиртованный насквозь старый мелкий сучонок, бывший в 2009 сосед по шконке, злобно тявкает на меня, в столовке ли, сидя прямо напротив, на лестнице ли барака, – я в ответ стандартно посылаю его на... То “козел” из прежних 11–го норовит меня построить вместе со всем быдлом по дороге на обед, – я уж думал, что он давно оставил эти попытки, еще с того года, потому что добровольно в строй я не встаю и не встану никогда. То мелкая мразь, бывший подметальщик, ходит клянчит сигареты и чай и злобно тявкает на меня, – я ведь ему не даю и не дам никогда, этой бессмысленной мрази, умеющей в жизни только в карты играть. То нынешний сосед по шконке, отслуживший в армии по контракту, здесь – шнырь, но вроде бы такой, здравомыслящий, потолковее большинства этой биомассы – взял привычку во сне раскидываться, рук и ноги, а то и голову кладя уже и на мою шконку, – типа, места ему мало, урод, громоздкий какой... Сегодня вот, под утро – выставил колени так, что половину моей шконки занял, – и дрыхнет, дебил!.. Т о старый хрыч в проходняке – вечно жрет и чаевничает тогда же, когда и я, утром и вечером, и бесцеремонно сдвигает все мои вещи на столике, миски–кружки, когда ему надо, видите ли, залезть в тумбочку, задвигает саму доску, идиот...
В общем, тоска, омерзение и отвращение ко всем и всему окружающему просто душат. Бомбу бы скинул на всех них, не задумываясь, напалмом бы сжег, – подыхайте, гады, бессмысленная, тупая чернь, умеющая только пить да воровать!... Ненавижу вас всей душой, – так же, как в первые дни, как и все эти 5 лет!.. Плюю вам в лицо и кидаю в него свою раскаленную ненависть – нате, суки! А бараком сейчас уже вовсю правит здоровенный, накачанный блатной лосяра – и может пудовыми кулачищами безоговорочно
