бесконечно долго. Внезапно с «луга» донесся яростный лай собаки и голос Вирджинии, которая негромко ее звала.
— «Собака, которая лает, не кусает», «Плохой прачке и хорошие камни не помогут», «Слово — серебро, а молчание — золото». Прямо-таки дом сплошных пословиц, — задумчиво сказал Де Пальма.
— Чего вы от меня добиваетесь? — взорвалась Табуссо. — Чтобы я сказала, что ничего подобного не ожидала? Ну так вот, я ничего подобного не ожидала!
Лишь теперь Сантамария понял, что она этого ожидала. Должно быть, едва увидев в руках у Де Пальмы «трубку», она сообразила, что это копия проекта Гарроне, который полиция где-то раздобыла и уж потом добралась до нее. С этого момента она принялась лихорадочно обдумывать способ зашиты, который изберет, когда ей нанесут и этот удар. Сантамарии было ее жаль, но он не мог не восхищаться ее самообладанием и находчивостью.
— Что прикажете делать, если какому-то ненормальному взбрело в голову составить проект! — воскликнула синьора Табуссо. — Может, этому Гарроне заказало проект агентство по купле и продаже земли, а может, ему он понадобился для конкурса на вакантное место, а может, проект его попросили сделать городские власти. Откуда мне знать? Теперь с нами делают все, что хотят, даже не спросив разрешения. Мы, землевладельцы, — последняя спица в колеснице, враги народа и цивилизации, это мы виноваты во всех бедах города! Существует, наверно, еще с десяток таких же проектов. Прежде чем приходить и оскорблять человека в его собственном доме, проверили бы сначала в Техническом управлении. Мой «луг» очень удобен для застройки. Так мне сказали и Трессо с Кампаной. Такой участок земли многие с охотой купят. «Сложный по рельефу, но вполне пригодный для застройки», — с гордостью процитировала она заключение фирмы «Трессо и Кампана». — А нынешние архитекторы, они все полоумные. Разве это не видно по домам, которые они строят.
Сантамария и Де Пальма переглянулись. Синьора Табуссо защищалась стойко и смело, даже слишком стойко, — настало время выложить главные козыри. Охота приближалась к концу.
Сантамария медленно, словно нехотя, подошел к пианино, на котором стояли два медных канделябра без свечей. Эта часть работы — последний удар — нравилась ему меньше всего.
Де Пальма поднялся, словно собираясь распрощаться с хозяйкой.
— Простите, синьора, что мы на вас так насели.
— Вот-вот, я как раз хотела сказать! — воскликнула синьора Табуссо. — Приходите и устраиваете мне тут кино, да вдобавок в воскресенье, только потому, что нашли неизвестно где кусок бумаги, к тому же мною не подписанный. Разве так поступают?
— Вы меня неверно поняли, синьора, — совсем другим, ледяным тоном сказал Де Пальма. — Мы не располагаем доказательствами того, что это вы убили Гарроне. И мы пришли сюда не по делу Гарроне.
Сантамария поднял крышку пианино и прошелся указательным пальцем по пожелтевшим клавишам. Сделал он это без всякого умысла, но внезапные звуки музыки застали синьору Табуссо врасплох. Она испуганно вздрогнула и резко повернулась к нему.
— Зачем же вы тогда пришли? — упавшим голосом спросила она.
Когда человек так долго и так успешно защищался и считал, что победа уже близка, а потом вдруг все рушится, сил для дальнейшей борьбы уже не остается.
— Поговорить о другом. О белокуром молодом человеке, — ответил Де Пальма. — И тут уж вам, синьора, не отвертеться, слишком много есть свидетелей. И доказательств.
— Да еще Вирджиния, — подал реплику Сантамария, резко ударив по клавишам.
— Ривьера пришел к вам в пятницу, между часом и тремя часами, — продолжал Де Пальма. — У нас есть свидетели. Вы попытались выиграть время, назначив ему встречу на понедельник. У нас есть свидетели. Но потом вы, синьора, от страха потеряли голову — решили, что это сообщник Гарроне либо такой же вымогатель, а может, и просто доморощенный «следователь». Но и в этом случае, если он начнет говорить об этом деле в городском управлении то с одним, то с другим, вся история с Гарроне может выплыть наружу. И вы решили действовать без промедления. В тот же день пополудни вы примчались и стали караулить его возле работы, а потом ехали за ним до самого его дома. У нас есть свидетели. Затем поднялись по лестнице и постучали в дверь его квартиры, чтобы убрать его сразу же. У нас есть свидетели. На другой день утром…
— То есть вчера утром, — подхватил Сантамария.
— Так вот, вчера синьора встала очень рано, одержимая одной мыслью: Ривьеру надо устранить как можно скорее, непременно до понедельника, раньше, чем он успеет поговорить с кем-нибудь об этом деле. Но вам снова необходимо было переодеться, и, хотя в вашем распоряжении оставалось мало времени, вы додумались до очень хитрого трюка.
Сантамария закрыл крышку пианино и подошел к столу.
— Наверху, в вашей бывшей спальне, в шкафу, где собраны всякие дорогие вам вещи, висело ваше траурное платье, — продолжал он. — Вы, синьора, оделись, как женщина, соблюдающая траур, и спрятали лицо под короткой вуалью. А для большей надежности… — Сантамария открыл картонку, вынул оттуда сумку и открыл ее, — надели вот эти темные очки…
Он отвел дужки и, поднеся очки к глазам, посмотрел сквозь овальные стекла на синьору Табуссо. Она бессильно поникла в кресле, сгорбилась (сколько ей лет — пятьдесят, пятьдесят пять?). Состарилась буквально на глазах.
— В таком наряде синьора села в машину, — продолжал Сантамария.
— Какая у вас, синьора, машина? Синий «фиат-124»? — прервал его Де Пальма.
Синьора Табуссо наклонила голову.
— Она недавно была в ремонте?
Синьора Табуссо снова наклонила голову.
— В этом синем «фиате», который из-за поврежденного бампера легко узнать и который многие запомнили, — возобновил свой рассказ Сантамария, — синьора вновь приехала к дому Ривьеры. В сумке у вас лежал молоток или другое тупое орудие. И, зная, насколько вы, синьора, умны, я не могу не предположить, что для полноты камуфляжа вы не забыли купить и цветы.
— Однако никто не видел в руках у синьоры цветы, — уточнил Де Пальма.
— Да, но мы еще не допросили всех свидетелей, — ответил Сантамария. — Кто-нибудь наверняка вспомнит и эту деталь.
Теперь это было все равно что добивать раздавленную машиной кошку. Но они не имели права проявить сейчас жалость.
— Увы, Ривьера уже ушел. Но к счастью, он оставил в двери записку для друга. Синьора немедля помчалась на своей машине в «Балун».
— И там, — вступил Де Пальма, — синьора поставила машину в запрещенном для стоянки месте, за что полицейский приклеил к стеклу извещение о штрафе. Но только на этот раз синьоре не удалось вовремя аннулировать его с помощью знакомого дорожного полицейского. — Он вынул извещение и поднес его прямо к лицу Табуссо. — Тут даже отмечено время, видите?
Синьора Табуссо непроизвольно закрыла глаза.
— Затем, — продолжал Сантамария, — синьора стала рыскать по «Балуну» в поисках Ривьеры. Она вне себя — а вдруг этот блондин уже все рассказал кому-нибудь. А может, еще не успел, и его удастся заблаговременно убрать. Синьора готова пойти на любой риск, убить Ривьеру прямо в «Балуне», днем. Когда она наконец его увидела, то стала тенью следовать за ним. У нас есть свидетели.
— А так как мы рабы привычек, — вступил Де Пальма, — синьора по ходу дела стянула с прилавка каменный пестик. После того как с Гарроне все вышло как нельзя лучше, зачем же менять орудие убийства, не так ли, синьора?
— Вот уже почти час дня, почти все покупатели ушли или собираются уходить, — снова сменил Де Пальму Сантамария. — Синьора уже потеряла было последнюю надежду, как вдруг ей представилась на редкость благоприятная возможность: блондин остается наконец в полном одиночестве. Вот он вошел в пустой склад. Синьора неотступно следует за ним, держа руку в сумке, — Сантамария сунул руку в сумку, — и крепко сжимая пестик. Подкрадывается к блондину сзади, когда тот остановился в темном углу, вскидывает каменный пестик и…
Сантамария быстро вынул из сумки руку, в которой держал трамвайный билет, и положил его на
