Что? Сына? Ах да.
Я уже упоминал о том, что 2ДЧ, когда церемония на муле пошла вкривь и вкось, вместо меня принес в жертву своего сына. Притвориться, что я не знаю об этом, или нет? В общем, я решил выяснить подробности и воскликнул:
Я выдал максимально допустимую формулировку прямого вопроса, потому что не дозволялось расспрашивать того, кто стоит выше тебя на социальной лестнице. И даже это было не очень вежливо. Тем не менее 2ДЧ ответил. Он сказал (казенно-обвинительным тоном), что два солнечных года назад его попросили поднести правящему дому Оцелотов дар в честь переименования и нового восседания их старейшины, 9 Клыкастого Колибри, в качестве Повелителя Плодородных Вод и к’аломте’ — военачальника — Иша. Если конкретно, бакаб либо прощал долги (насколько я понял, это его не устраивало), либо отдавал в распоряжение старейшин сына, которого собирались использовать в качестве двойника 9 Клыкастого Колибри при его лжежертвоприношении. Но поскольку 2 Драгоценный Череп имел всего двоих родных сыновей, он постарался выторговать компромисс: пусть один из его приемышей, Чакал, хипбольный чемпион дома Гарпии, проведет высокоцеремониальный матч против 9 Клыкастого Колибри, а потом в роли «нового хипбола», или проигравшего, бросится вниз с мула вместо 9 Клыкастого Колибри.
Потом, во время церемонии, когда Чакал испортил ее ход, явно испугавшись, 2 Драгоценный Череп завернул его в ткани и сохранил на потом (для «церемониального убийства», по его выражению), послав вниз за сыновьями, которые стояли в рядах дома Гарпии на площади. Старший сын, 23 Пепел, немедленно поднялся на мул. Приготовители быстро раскрасили его в синий жертвенный цвет, и он прыгнул.
Бакаб замолчал.
Черт, подумал я. Каким бы хладнокровным негодяем ты ни был, потеря сына причинила тебе жестокие страдания. Вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? [583] Извиниться еще раз? Нет, я решил, что не стоит. Вместо этого я обещал сделать все, чтобы возместить его потери.
Он ответил:
Извини, подумал я.
Он продолжал.
Мне потребовалась целая минута, чтобы сообразить, что это значит: три кровных, которых я отделал во время погони, испытали такое унижение, что каждый из них проколол себе маленькую дыру в подкожной мышце шеи за подбородком, протащил через дыру веревку, вывел ее в рот, связал узлом, потом обмотал вокруг дерева и упал на спину, выломав себе нижнюю челюсть.
И, будто этого было мало, он добавил, что во время моей попытки самоубийства на спуске погиб воин Гарпии, а четверо получили травмы. Один из раненых стал калекой и теперь просит, чтобы его прикончили.
Наверное, и носильщики изрядно пострадали. Но для могущественного вельможи это, конечно, не имело значения. Я хотел объяснить, что прыгнул вовсе не я, а Чакал, но промолчал. Какой смысл говорить, если 2ДЧ все знал. Все равно ответственность за случившееся лежала на мне.
Далее бакаб заявил, что все мои проступки — сущая мелочь в сравнении с тем, что можно назвать религиополитическим ущербом. Ходили слухи, что из-за скандального поведения Чакала на муле заболела Земная Жаба, которая могла бы отделаться легким кашлем, но вместо того с ней случился чудовищный приступ с выворачиванием кишок наружу. Сегодня прибыл курьер с побережья и сообщил, насколько сильным было извержение Сан-Мартина. Как всегда, пессимисты начали судачить о конце света.
Ой-ой, зря я ставил себе в заслугу природную катастрофу. Это оказалось не самой блестящей идеей. Но не могут же все мои проекты сверкать гениальностью!
— Итак, — завершил бакаб свой скорбный перечень, — что ты можешь предложить взамен причиненного тобою зла?
— Я знаю, что еще должно случиться…
— Вроде приступа Земной Жабы? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— 9 Клыкастый Колибри уже предсказывал это солнце два туна назад.
Черт.
— Разве мой прогноз не был более точным? — возмутился я.
Бакаб согласился, да, мол, и он воспользовался им — приурочил оленью охоту к нужному времени. И поинтересовался, что мне еще известно. 2ДЧ волновало, что станется с домом Гарпии после его смерти.
Мне пришлось признаться в полном неведении насчет последнего вопроса, однако я рассказал, что через двадцать пять лет Иш будет заброшен. По крайней мере, большая часть орошаемой земли вернется в дикое состояние. Культурный слой сойдет на нет, здесь не построят новых каменных зданий и памятников.
— А что случится со мной после моей смерти в следующий к’атун? — Он пристально смотрел на меня.
Что? А, он имеет в виду его скелет. Я покачал головой. 2ДЧ не шелохнулся, тон его голоса остался прежним, но я чувствовал: он быстро теряет терпение. «Разве он не в курсе, где его похоронят?» — спрашивал я себя. Я мельком бросил взгляд на его лицо и немного удивился. Я заметил в сверлящих глазах выражение слабости, боли и отчаяния. Он спросил о своем предполагаемом наследнике — 17 Толчке. Оказалось, он не второй его сын, а любимый племянник, которого он отправил в Ошуицу, местечко в современном Белизе, которое в двадцать первом веке будет называться Каракол.
Я не помнил, чтобы имя наследника упоминалось в каких-либо источниках. Как-то не здорово получается, подумал я.
— А будут ли наши потомки кормить нас в наши огни? — Бакаб имел в виду, будут ли сжигать подношения ему и его семье в дни различных годовщин.
Я начал говорить об общем уважении к предкам, сохраняющемся в так называемых традиционных