Пролог
К полигонному полю научно-исследовательского института связи одна за другой подкатывали черные, лоснящиеся на солнце «эмки». Из них выходили военные и штатские и направлялись к двум темно-зеленым ЗИСам с эллиптическими фургонами, на которых возвышались антенны, напоминающие букву «Т». Машины были развернуты радиаторами в противоположные стороны, но стояли на одной линии метрах в двухстах друг от друга. Между ними застыл еще один зеленый фургон — в нем размещался силовой агрегат. Собравшиеся с любопытством поглядывали на необычную технику.
Разгорающийся день обещал быть жарким. К тому же руководитель испытаний — молодой, с проседью на висках военинженер, с тремя малиновыми шпалами в петлицах гимнастерки, объявил:
— Товарищи! Сейчас позвонили из Управления ПВО. Сюда едут комдив Блажевич и дивизионный инженер Бордовский. Придется ждать.
Полковники Лобастов и Соловьев отошли подальше. Разговор настолько поглотил их, что им словно и дела не было до жалящих лучей солнца.
— Неважнецкие новости привез ты, Дмитрий Васильевич, из Ленинграда, неважнецкие. Правда, мы знали о недостатках в институте после его проверки комиссией, но не думали, что это настолько серьезно.
— Честно скажу, Михаил Михалыч, лучше бы комиссию не посылали. От нее все беды…
— Позволь, как прикажешь тебя понимать? — недовольно перебил Лобастов Соловьева. — Это мнение командования округа или твои собственные соображения?
— А если мои? Что ж, к начальнику службы ВНОС[1] округа можно не прислушиваться? Разве вы, инженеры, не для воздушного наблюдения мастерите вот эти штуки? — Соловьев вскинул руку в сторону развернутой на поле установки. — Только извини, Михаил Михалыч, за резкость, чешетесь долго. А мне ждать некогда — воевать придется, наверное, скоро!
— Ты вот что, говори, да не заговаривайся. Если придется воевать, то не тебе одному. Думаешь, у нас в наркомате об этом меньше твоего пекутся? — сухо обронил Лобастов. — Давай разберемся без эмоций. Ты вот упрекаешь нас. А знаешь, сколько времени прошло с того момента, когда мы вплотную подошли к решению проблемы радиообнаружения самолетов по отраженной волне?.. Мало сделали?.. Верно, мало. Но мы работаем не покладая рук. Кто не мечтает о том, чтобы заранее распознавать местонахождение самолетов противника? Ведь скажи честно, ты бы, наверное, и сегодня уповал на своих «слухачей» и визуальных наблюдателей, если б не пригласили мы тебя в прошлом году в Киевский округ на войсковые испытания установки «Ревень»? — Тонкие губы Лобастова чуть тронула улыбка, в его глазах засветились лукавые огоньки, и строгое, сухощавое лицо представителя Технического управления Красной Армии сразу преобразилось, стало приветливым и добродушным.
Соловьева вопрос смутил. Он снял фуражку, подставляя слипшиеся редкие волосы легкому ветерку. Как бы оправдываясь, пробасил:
— А что, разве мои парни плохо поработали в финскую кампанию?
— Дмитрий Васильевич, воевали твои наблюдатели отменно. И ты свою Красную Звезду не зря получил. Но и наши экспериментальные станции пришлись ко времени. Не потому ли ты теперь меня за горло берешь, требуешь в округ установки? Стало быть, понимаешь их преимущество!
— Еще бы. Хоть я и дилетант в вашем радиоделе, — признался Соловьев, — но услышал впервые о возможности использования радиоволн для обнаружения самолетов еще в тридцать втором. Был у нас в полку шустрый инженер-одногодичник. Ощепков его фамилия. Потом он ушел от нас, назначили его руководить каким-то конструкторским бюро. Вот он этой идеей просто бредил. Только я не очень верил тогда…
Так ты и Ощепкова знаешь? — оживился Лобастов. — Значит, тебе легче будет понять меня — все- таки ты был, можно сказать, свидетелем зарождения того, что сейчас имеем. Ну, а что не верил в его идею — так это простительно. В нее многие не верили. Ощепков, безусловно, одаренный, талантливый инженер. Помыкался он, пробивая свое детище…
Лобастов вздохнул и замолчал на некоторое время, задумавшись.
— Хорошо, что параллельно к этой же идее подошли и некоторые наши ведущие ученые-физики. Сообща, при поддержке Кирова, Ворошилова, а теперь и Жданова, они убедили сомневающихся. Вот так, уважаемый Дмитрий Васильевич. Заниматься столь насущной проблемой поручили двум ленинградским институтам. И чтобы тебе было понятно, почему мы потом направили в НИИ комиссию, я коротко поясню самую суть развернувшихся изысканий. Интересно?
— Да, да, Михаил Михалыч, — порывисто шагнул ближе к щуплому Лобастову Соловьев, словно хотел прикрыть его от солнца своей исполинской фигурой.
— Поначалу поводов для беспокойства не возникало. В тридцать четвертом году инженеры института создали установку «Рапид». Кстати, на ее основе и разработана известная тебе линейная система «Ревень». А когда ученых института возглавил Бонч-Бруевич, то изобретения и авторские свидетельства посыпались как из рога изобилия. Многие управления нашего наркомата начали заключать с НИИ договоры…
Лобастов вздохнул:
— Между тем в институте профессора Иоффе дело продвигалось медленней, — сказал он. — Там долго решали: идти ли за коллегами, используя в основном непрерывное излучение радиоволн, или взять на вооружение метод импульсной посылки мощных сгустков энергии. Наконец остановились на последнем. Инженер Кобзарев сконструировал вот этот самый «Редут», испытания которого мы сейчас ожидаем. Скажу, что Бонч-Бруевич начисто отвергал импульсный метод, о чем впоследствии и заявил комиссии. И физтех Иоффе обогнал в исследованиях «Девятку». А у Бонч-Бруевича заказы и договоры не выполнялись. Вот и пришлось направлять к нему комиссию. Теперь понятно? Или опять скажешь, что не так поступили? — испытующе спросил Лобастов.
Соловьев, нахмурившись, ответил металлическим басом:
— Выходит, во всем повинен Бонч-Бруевич?!
— Ничего ты не уразумел, — сухо отчеканил Лобастов. Его маленькие глаза сузились, а лицо стало отчужденным. — В честности Бонч-Бруевича никто никогда не сомневался. Только за радиофикацию, осуществленную им в масштабах всей страны, ему памятник нужно поставить. Не говоря уж о его других заслугах. Только, уважаемый Дмитрий Васильевич, еще раз повторяю: комиссия в НИИ была направлена из-за плохого выполнения им своих обязательств, — снова отчеканил Лобастов и рубанул рукой.
Но Соловьев с присущей ему напористостью ответил:
— Что толку от этой комиссии! Руководителей лабораторий переставляют, как оловянных солдатиков, инженеры слоняются по коридорам, не зная, чем заняться… А то, что среди них есть умницы — сам подтвердил только что: с их помощью установку «Ревень»— первую нашу, бо-е-вую запустили, — теперь что, не в счет?.. Был у меня один из них на приеме, Червов…
— М-да… Неважнецкие новости, неважнецкие. Буду докладывать руководству, — мрачно сказал Лобастов. — Вон, кстати, оно едет, легко на помине…
Вдали показались два лакированных ЗИСа…
Будто очнувшись от дремоты, развалившийся на заднем сиденье белого лимузина толстяк в светло- сером кителе вскинул мясистую руку к обрюзглому лицу. Протирая глаза, рявкнул шоферу:
— В Потсдам не поедем, сразу на виллу!
Геринг, набычившись, уставился в окно, но было совершенно очевидно, что его мало интересуют помпезные усадьбы с аккуратно подстриженными газонами.
Он был зол и досадовал на себя за то, что поддался уговорам представителя фирмы «Телефункен» и согласился на эту поездку. «А все из-за свиньи Митке, старого болвана, черт бы его побрал, — в который раз мысленно клял он начальника радиотехнической службы. — Инженеришка несчастный… Шарлатан, лизоблюд, выродок, — задам же я тебе трепку! Еще набрался наглости вводить меня в заблуждение,
