Аркадия Долгорукова в «Подростке» (
334
Заканчивая такими словами текст этой главы, я не предвидел, что вскоре у меня будет возможность убедиться в их вполне абсурдной правоте. Первоначально она предназначалась к публикации в виде отдельной статьи в журнале «Русская литература», в новом разделе «Антропология и литература». Открытие такого раздела, как я полагал с моим ближайшим коллегой по Центру теоретико-литературных и междисциплинарных исследований ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН Александром Панченко, могло бы проблемно разнообразить тематику этого — в целом унылого и незадачливого — журнала (имеющего непосредственное отношение к ИРЛИ). Так получилось, что второй статьей, которая была предложена в состав нового раздела, стала статья Панченко, посвященная истории легенды о кровавом навете, упоминание о которой содержится в одном из текстов того же Достоевского, и, соответственно, также касающаяся «еврейской темы». В обсуждении целесообразности нового журнального раздела и обеих предложенных в него статей редколлегии журнала было предложено написать рецензии от лица всех ее семнадцати членов. Вот здесь-то и началось самое интересное: большинством голосов идея нового раздела была отклонена как не соответствующая сложившемуся профилю журнала и уводящая прочь от привычного представления об академическом литературоведении. Что касается самих статей, то мнения редколлегии разделились с перевесом (в один голос) в пользу их публикации после незначительной доработки. История несостоявшегося раздела на этом завершилась, а статьям — пусть и не без бури в стакане воды — был дан зеленый свет. Но, говоря словами старого еврейского анекдота, «осадок все-таки остался». Познакомившись с написанными на наши статьи рецензиями, я имел возможность в очередной раз убедиться, сколь монструозным рисуется некоторым из моих коллег облик «антропологов», угрожающих отечественному литературоведению (из-под пера которых — по художественному описанию Д. М. Буланина — выходят конструированные по одному проекту «„человейники“, населенные существами, лишенными искры Божией и приверженными одной и той же массовой культуре универсального свойства, эталон которой отыскивается, конечно, в Северной Америке»), и насколько провокационен материал, предложенный мною и Панченко в «Русскую литературу», — ведь этот «материал», по замечательному предостережению М. Н. Виролайнен, дает «повод для обвинений в антисемитской пропаганде и одновременно — для обвинений прямо противоположного свойства» (цитирую по копиям имеющихся у меня рецензий). Как тут не согласиться с Марком Липовецким, саркастически заметившим мне по этому поводу, что «это уже даже и не Деррида, а просто Пригов» (e-mail от 30.05.10).
335
336
Allgemeine deutsche Real-Encyclopadie fur die gebildeten Stande (Conversations-Lexicon). Bd. 5. Leipzig: Brokhaus, 1820. S. 812–813.
337
«A cosi orrendo spettacolo mi si gelo il sangue nelle vene, e per piu istanti, volendo esclamare, volendo parlare, la voce arrestossi nelle mie fauci, ed un freddo gelo invase la istupidite mei membra. Finalmente l’indignazione succendo al dolore, che mai faceste, esclamai» (цит. по:
338
339
В оригинале речь идет об умирающей Дидоне: «Quaesivit qaelo lucem ingemuitque reperta» — «Отыскала свет в небесах и оплакала открытое» (Аеn. IV.692). Хрестоматийный русский перевод Сергея Ошерова в этом случае приблизителен: «<…> искала/ Свет зари в небесах и стонала, увидев сиянье».
340
341
Heidelbergische Jahrbucher der Literatur fur Philologie, Historie, schone Literatur und Kunst. Bd. 2. Heidelberg: Mohr und Simmer, 1810. S. 97–101.