пернатыми не стоило вовсе. Не стоило еще и потому, что – как любили изъясняться
ученые мужи в университете, напуская туману на вещи даже самые простые и понятные, –
улы были существами ограниченно разумными.
Что сие означает, Осси не понимала и в толк взять никогда не могла. Ни тогда, ни сейчас.
Основным оружием ограниченно разумных были зубы, вкупе с внушительного размера
когтями, а основным желанием – желание убивать. Так что, все вместе это смотрелось
весьма мило и органично.
Функциональность же проявлялась в том, что отвратительные их, по человеческим
меркам, хари, сильно смахивающие на обезображенные обезьяньи морды, было начисто
лишены губ, и это позволяло улам кусать, рвать и хватать прямо с лету, безо всякой, там, подготовки и ненужных прелюдий.
Кровушку, при этом, твари уважали вне всякой меры и этим очень походили на своих
хозяев и покровителей. За что те, как говорится, их и любили; и за что наделили их своей, присущей только вампирам способностью обращать. Так что укус ула, при определенных, понятно, обстоятельствах был хуже, чем смертелен и мог породить к жизни
новообращенного вампира. К сожалению, понятными эти обстоятельства становились
зачастую только после укуса, что любви к улам, ясное дело, никак не прибавляло.
Вот такие, вот, красавцы сейчас хлопали крыльями и верещали как оглашенные в
Оссином дворе, не взирая на то, что в такую рань и солнце-то само еще толком не
проснулось, а что уж говорить об остальных…
Впрочем, строго говоря, – хлопали и верещали только трое, потому как четвертый уже
бился в пыли, повизгивая и царапая сухую каменистую землю длинными и острыми, как
бритвы, когтями. Правое крыло его было сломано и в трех местах порвано. Причем так, что в образовавшиеся дырки вполне можно было просунуть руку, буде такое желание
вдруг возникло бы. Не иначе, как летун был не очень осторожен и подставился под удар
мощной лапы. Может, небрежен был, а может – просто не повезло, но как бы то ни было, он уже был не боец, а зная сумрачный характер Мея, – и не жилец тоже.
Трое оставшихся улов, пронзительно крича, продолжали кружить над скелетом Мейла-
куна, периодически один за другим пикируя, и пытаясь пробить ему череп своими
внушительными клыками. Без особого, впрочем, успеха, но зато с завидным упорством и
постоянством.
Мея, похоже, это все раздражало изрядно, потому как он то и дело подпрыгивал, выворачиваясь самым немыслимым образом и пытаясь дотянуться до обидчиков когтями
и зубами одновременно. Твари, однако, были верткими, да еще у них перед глазами
корчился в пыли наглядный пример небрежности, так что держались они начеку и
стремительно взмывали вверх при первом же намеке на опасность.
Продолжаться вся эта канитель могла еще очень долго, но появление растрепанной со сна
леди Кай нарушило шаткий баланс сил и добавило в ситуацию динамики.
Завидев, что к врагу подоспело подкрепление, улы моментально перегруппировались.
Причем, дразнить Мея остался только один, в то время как два других переключили свое
внимание на Осси, кружа над ней и примериваясь к атаке. Довольно быстро улы пришли к
простому и логичному в этой ситуации решению и тут же с ходу и без лишних раздумий
перешли к его реализации.
Решение это действительно было простым и, вообще говоря, практически единственно
верным – улы разделились и теперь падали на леди Кай с разных сторон, пикируя с
высоты ардов, примерно так, десяти. И было это с их стороны – проявлением явной и
бесспорной разумности.
Ограниченность же этой разумности, по всей видимости, проявилась в том, что до этого
они подарили таки Осси немного времени, за которое она смогла охватить ситуацию в
целом, и принять свое решение. И теперь уже было не важно, со скольких сторон валится
с неба смерть, ибо губы интессы уже шептали последние слова заклинания, а мерзлый
дождь – только вчера и так кстати вычитанный – был уже готов пролиться на землю.
Впрочем, пролиться – это так, для красного словца, – проливаться никуда ничего не
собиралось, да и не должно было. Заклинание работало совсем иначе, – в мгновение ока
собирало оно всю имеющуюся вокруг влагу в острые холодные кристаллики льда. Один
миг – и все пространство в радиусе десятка шагов оказывалось густо нашпиговано этими, с позволения сказать, каплями.
Все пространство, это значит – абсолютно все. Включая, между прочим, и все живое, находящееся внутри этой области.
В принципе, уже этого было бы достаточно, чтобы разом забрать столько жизней, сколько
потребуется. Но для пущей надежности, и немного, наверное, для красоты, спустя какое-
то время все эти ледяные капли: и повисшие в воздухе, и образовавшиеся внутри живой
