продолжала барахтаться его подруга. Правда теперь, когда она увидела, как весело
проводит время Мей, она изо всех сил старалась выбраться к нему. Это было правильно, и
ей надо было помочь. Тем более что, кажется, она его звала.
Мей спрыгнул вниз.
А Осси продолжала тонуть. Несколько отчаянных попыток выбраться не привели ни к
чему. Лишь раз кончиками пальцев удалось задеть край каменной плиты, но о том, чтобы
ухватиться не было и речи. И как не тянулась – только вязла еще больше. Как муха в
сиропе…
Промерзшее насквозь тело все чаще сводило судорогами, а ног леди Кай вообще уже не
чувствовала – будто растворились они в ледяной жиже полностью и без остатка. Осси
погрузилась уже почти до плеч и лишь раскинутые на поверхности руки еще как-то
удерживали ее на плаву.
Каменная трясина, которая поначалу лишь крепко удерживала ее, не давая возможности
выбраться, потихоньку брала верх и теперь уже ощутимо тянула вниз. Наверное, так себя
чувствует песчинка в часах, когда неумолимое время потихоньку засасывает ее вглубь.
Только для Осси это означало не переход через краткий миг времени, а переход в иные
пределы, переход из состояния жизни – привычного и приятного, в иное – чуждое и
пугающее состояние смерти. И пусть, как учил Странник – Вуаль всегда рядом, хоть до
поры и незрима, но рвать ее сейчас и здесь совсем не хотелось. И даже возможная встреча
с мамой, которая уже много лет как ушла из этого мира, энтузиазма не добавляла.
Осси погружалась все глубже. Уже утонули после очередной судорожной попытки
вырваться раскинутые по сторонам руки, и уже почти до подбородка добралась жидкая
стужа, а спасения все не было. Мей на зов не откликался, а вывернуться, чтобы
посмотреть, чем он там занят, Осси уже не могла.
Чем дальше, тем быстрее погружалось ее тело, и тем сильнее становилось давление.
Густая масса, наполнившая этот омут, давила на ребра так, что казалось, треск их слышен
на улице, а сдавленные легкие уже давно не могли набрать воздуха. В глазах темнело, а
мир сужался, становясь все меньше, меньше и меньше, но в тот момент, когда он должен
был схлопнуться до размеров макового зернышка, в него серым вихрем ворвался Мей.
Это было спасением и настоящим чудом. В два мощных прыжка котяра пересек
отделявшее его от леди Кай расстояние, причем прошел прямо по топи, аки посуху – то ли
нипочем она мертвому была, то ли, опять же, умение ходить по линиям леи выручало, но
как бы то ни было, а прошел и успел, даруя нежданное уже избавление.
Вытащить из липкого плена легкое, как перышко, тело девушки было для Мейла-куна
делом пустячным и несерьезным, так что через миг она уже лежала на твердой плите, отплевываясь попавшей в рот жижей, которой успела все-таки наглотаться изрядно, а Мей
заканчивал боевой разворот в сторону надвигающегося противника. Команда была в
сборе, а значит – начиналось настоящее веселье…
Начинающееся веселье даже после двух подвигов Мея, – уничтожения противной головы, вместе с опутавшими ее червями, а также спасения своей подруги и соратницы –
выглядело не так, чтобы сильно обнадеживающе.
С одной стороны, – валяющаяся на полу и едва живая леди Кай, Хода, неподвижно
зависшая прямо над ней, и сам Мей, замерший в шаге от девушки и всем своим видом
демонстрирующий прямую и недвусмысленную угрозу. Поза его была откровенно
воинственной – лапы широко расставлены, голова опущена и немного склонена набок, а
клыки сверкали во всей своей красе, отражая и усиливая неверный свет светляков. И еще
хвост. Мощный и ощетинившийся острыми, как бритва, краями позвонков. И при этом
неустанно лупящий по бокам. В общем, сто раз подумаешь, прежде чем к такому лезть.
Хода, впрочем, тоже не просто так висела. А висела она вполне даже осмысленно и по
делу, – замыкая собой вершину острого желтоватого конуса, прикрывшего лежащую на
плитах леди Кай, и ограждающего ее от возможных недружелюбных проявлений другой
стороны.
А другая сторона, как раз такие явные и недвусмысленные проявления и выказывала.
Была она представлена компанией значительно менее разношерстной и составляли ее
особи, которых объединяло как минимум два обстоятельства – все они когда-то были
людьми, и все они ими быть уже перестали, потому, как теперь находились в состоянии
безнадежно мертвом, то есть – совершенно неживом. Иначе говоря, противостояла леди
