— Любовь Яковлевна! — сказал Ильин. — Если это сию же минуту не прекратится…
— На суде? — переспросил Поль. — А я при чем? У меня позиция железобетонная: Нинель. — Поль приветливо помахал кепочкой. — «Что вам известно о деле?» — «А ничегошеньки». — «Вы довольно часто бывали в доме Аркадия Ивановича Калачика?» — «Обедал!» — «Выполняли какие-нибудь личные просьбы?» — «А как же: дочку в кино водил…»
— Вон! — сказал Ильин, чувствуя, что больше не выдерживает. — Уходите немедленно! Вон!
— То есть как это «вон»? — Кепочка угрожающе приподнялась. — Я ведь к вам по высочайшему приглашению, так вы меня, мамаша, сориентировали?
— Вон! — сквозь зубы сказал Ильин.
— Караул! — крикнула кепочка. — Адвокаты! Наемники! Жуликов защищаете! Мой дядя самых честных правил!
С трудом Любовь Яковлевна накинула на него болонью, но и с лестницы Ильин слышал:
— Наемники! Захребетники!
Наконец стало тихо. Первый час ночи. Конечно, Иринка не спит и ждет, чтобы он все ей объяснил. Но как же это она одна управлялась весь вечер! Значит, пока он путешествовал по Москве-реке, кепочка кричала здесь петухом… Да, худо, очень худо, думал Ильин. И хуже всего то, что во всем виноват он сам. Ведь это ему надо было удостовериться, что Сторицын… «Коробочка в экспортном исполнении»… Не хватает только майора Пронина! Но, кажется, кепочка сделана из сверхпрочного материала, его так просто не расколешь…
Так он стоял перед дверью к Иринке. В щелочку была видна узкая розовая полоска. Иринка любила засыпать при свете, а он любил эту узкую полоску. Ильин открыл дверь и сразу почувствовал ее руки. Значит, Иринка ждала, и, пока он стоял за дверью, она стояла по другую сторону и ждала.
— Иринка!
— Не сердись на меня, — говорила Иринка. — Все это очень глупо: натертый пол, тапочки, этот тип ужасно обидчивый. Я просто не знала, как себя вести… У тебя усталый вид, хочешь крепкого чаю?
— Да, хорошо бы. Крепкий чай — это прекрасно. — Он был тронут Иринкой: ведь именно ей пришлось сдерживать натиск сверхпрочной кепочки. Он смотрел, как Иринка зажигает газ, ставит чайник, и видел, что у нее дрожат руки. И ему хотелось утешить ее.
— Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня, — сказала Иринка. — Кто эти люди?
— Любовь Яковлевна — жена моего подзащитного, можешь поверить, что для меня все это тоже неожиданно. А этого типа я сам первый раз вижу. Похоже, что именно через него мой Калачик дважды передал деньги своему начальству…
— Похоже на то, что твой Калачик запутал тебя! Все говорят, что Лев Григорьевич Сторицын человек честный, а ты его обвиняешь.
— Я не обвиняю Сторицына, я защищаю Калачика!
— Это я понимаю. Уж это-то я понимаю. Для этого не надо кончать юридический… А если врет Калачик?
«Это не ее слова», — думал Ильин, глядя на керамическую тарелочку, висящую на стене, домик, мостик, беседка, ничего особенного, но он привык к этой тарелочке: совсем недавно у них был ремонт, но и после ремонта тарелочка осталась на своем месте.
— Тебя просили, советовали, почему ты никого не слушаешь?
— А кого слушаешь ты? Мстиславцева или, может быть, Аржанова?
— Боюсь я за тебя, Женя, боюсь…
— Ты так говоришь, словно нам что-то угрожает…
— Такое чувство, что все рушится… Ты не хочешь посоветоваться с Касьяном Касьяновичем? Он бы не возражал.
— Он здесь при чем?
— Может быть, и ни при чем, но он столько для нас сделал! Прости меня, Женя, наверное, я должна гордиться тобой, ты сильный человек, не трус, я как-то раньше об этом не задумывалась. Но теперь все стало иначе, и ты стал другим. А я прежняя, не сильная. Я ведь, Женя, твоих рук дело. Все всегда зависело от тебя, и, если бы ты хотел, чтобы я была сильной, я бы стала сильной. Но я тебе нравилась… слабой. А сейчас я должна уснуть, поздно.
Ильин знал, что все возражения бесполезны. У Иринки так организована нервная система, что едва начинают сдавать тормоза, как появляется неодолимая потребность спать. Ильин любил ее вот такую, сонную, что-то бормочущую про себя.
— Спокойной ночи, Иринка!
— Спокойной ночи!.. — Сон, кажется, уже подхватил ее. — Нет, ничего, я сама… Не надо, я сама…
«Она уже спит», — подумал Ильин, но в это время Иринка сказала:
— Я прошу тебя поговорить с Касьяном Касьяновичем. Он ждет.
Третий час утра, скоро должно светать, но за окном темно, дождь, осень, и кажется, что до утра еще очень далеко и многое еще может случиться в эту ночь.
29
У Ильиных уже давно сложился шутливый обычай. Каждое воскресенье кто-нибудь назначался дежурным по столу. Дети просто умирали от смеха, когда Ильин, надев передник и какую-то старорежимную наколку, сам разливал чай, называл Иринку «барыней» и умолял ее простить за разбитую тарелку.
Но сегодня Ильин с утра заперся в кабинете. Милка, твердо соблюдая воскресные правила, по- собачьи царапалась в дверь.
— Нельзя, Милка, — сказал Ильин. — У меня сегодня работа.
И услышал, как Милка крикнула: «У него сегодня работа!» — и как Андрей зашипел: «Не шуми, дура!»
Ильин непрерывно звонил Касьяну Касьяновичу. Никто не отвечал. Ни в квартире, ни на даче.
Может быть, забрался в лес по грибы? В прошлом году Ильин с Андреем полдня бродили по грибным местам, насквозь промокли и потом сушились на даче Касьяна Касьяновича, у старинной русской печи, построенной хозяином наперекор входившим в моду каминам. Запомнился и глоток водки, настоянной на каких-то целебных травках. Касьян Касьянович, тоже знающий толк в грибах, порылся в темно-красной груде подосиновиков, похвалил, но ни одного не взял на жарку: знал, что настоящий грибник должен вернуться домой с полной корзинкой.
«Нет, если бы пошел по грибы, то был бы давно уже дома, уже бы и отоспался…»
Он еще раз позвонил на городскую квартиру и, наконец, услышал знакомый голос.
— Просто поразительно, как ты меня застал, я случайно заехал, забыл какую-то дрянь. Даром что я человек суеверный и не люблю возвращаться. Ты не знал, что мы сегодня переезжаем?
— Переезжаете? Куда? (Вроде бы Касьян Касьянович недавно праздновал новоселье!)
— Поближе к тебе, дорогой, в центр. Откуда вышли, туда и пришли. Я что, тебе срочно нужен? …Ах, да, да… Нет, конечно, не срочно… Да, да. А что, если вечерком? А то, понимаешь, у меня и сесть-то еще как следует некуда.
— Вечером я занят, — сказал Ильин.
— А, ну-ну… Тогда приезжай сейчас. У тебя не найдется ли гвоздичков полдюймовых? Куда задевал, не знаю, и подскочить некуда — воскресенье. Будь добр, дорогой. Значит, так — это с Нового Арбата чуть вправо, потом влево… Нет, не так сделаем. За тобой заедет Большой Игнат. Он со мной, но тут еще то да се, через час тебя устраивает?
Ровно через час Ильин вышел на улицу. Большой Игнат, приоткрыв дверь кабинки, приветливо помахал ему рукой.
— Вижу, что по сторонам посматриваете. У нас теперь новая машина, сам ездил в Горький…
— Да, время идет, бежит, — сказал Ильин, садясь в машину. — Один вы только и не старитесь….
