В это мгновенье в дверь постучали.
— Ваше превосходительство! — послышался голос шофера… — Хаитов достал машину.
Каюм оттолкнул жену и бросился к двери.
В комнату вошел шофер невысокого роста, коренастый.
— Где Баймирза?
— Хаитов скоро прибудет.
— Забери вещи и проводи госпожу к машине…
Оставшись один, Каюм принялся что-то писать. Потом он свернул бумагу и сунул в карман. Сошел вниз к машине.
— Где же, наконец, Хаитов? — спросил у шофера.
— Идет…
Баймирза шел в гражданском, с чемоданом в руке…
Каюм сделал несколько шагов ему навстречу.
— Где вы пропадаете, Баймирза?
— Надо было убрать кое-каких свидетелей. Я забочусь о вашей безопасности.
Глядя в глаза Хаитова, Каюм тихо сказал:
— Гитлер, по воле Аллаха, ушел от нас…
— Значит, всему конец?
— Увы, мы не смогли достичь своей цели. Туркестанского государства не будет. Нашим людям нельзя сдаваться советским войскам. Передайте всем, чтобы проявляли благоразумие и лояльность по отношению к англичанам и американцам, выполняли их указания, какой бы характер они ни носили. Я постараюсь найти выход из создавшегося положения.
НА МОРЕ
У причала стоял корабль. На корме медленно полз вверх по фалу и разворачивался красно-белый с черной свастикой фашистский флаг. Глухой гул стоял в воздухе. Шла посадка пленных на корабли. Измученные, изнуренные долгими переходами люди, теснясь, поднимались по трапу. Леденящим холодом тянуло с моря. Конвоиры торопили. Орозов и Борадзов с очередной группой заключенных поднялись на палубу.
— Теперь куда нас? — с беспокойством, ни к кому не обращаясь, произнес Борадзов.
— Надо надеется, что не на тот свет, — громко, как бы для всех ответил Орозов. У него была надежда, что корабль останется цел, если эсэсовцы не придумают новой подлости.
К вечеру вышли в море. Корабль зарывался носом в волны, и потоки воды с шипением врывались на палубу через якорные клюзы. Гудели двигатели. Берег отдалялся.
Минут через двадцать после выхода в море кончилось топливо. Двигатели заглохли. Люди сразу не заметили этого. Но когда к судну подошел катер и забрал на борт экипаж и конвой, пленные поняли, что они обречены.
Беспокойно и тоскливо было в открытом море. Хмурый весенний день перешел в сумерки. Пленные заметили, как на некотором отдалении от них прошел в море еще один корабль.
Наступила ночь, темная и холодная. Трюмы были забиты до отказа. И на палубе людей было так много, что им не удавалось всем спрятаться от ветра за палубные надстройки. Брызги волн обдавали пленных, стоящих у наветренного борта. Орозов смахнул с лица капли и потрогал мокрую повязку. Боль в голове постепенно притупилась. Прижавшись спинами друг к другу, Орозов и Борадзов уселись у стенки одной из пристроек. Усталость, однако, брала свое. Клонило в сон.
— Да, обидно… — тихо сказал Орозов.
— Ты что-то сказал, Ахмат?
— Обидно в конце войны погибать.
— У тебя, Ахмат, большая семья?
— Я холостой. А ты?
— Не успел. Но я думаю, еще не все потеряно, и после войны тебе придется погулять на моей свадьбе.
— А где, в Ташкенте?
— Свадьба будет в Орджоникидзе.
— Я что-то не понимаю, ты разве не узбек?
— Нет, дорогой Ахмат, я осетин…
— Ну, а теперь расскажи, как случилось, Руслан, что ты угодил сюда? Я слышал, как вы с Артуром отъехали от дачи генерала…
— Но нам не удалось далеко отъехать. За нами началась погоня. Я передал баранку Артуру и приказал ему не останавливаясь ехать на базу. Сам же с автоматом и гранатой выскочил за поворотом из автомашины и залег в кустах. К счастью, схватка была недолгой. Граната и несколько очередей автомата сделали свое дело. После чего я бросился бежать, продираясь сквозь цепкие кусты, подальше от дороги. Но вскоре слева и справа затрещали выстрелы, послышался лай собак, я наскочил на какой-то заградотряд эсэсовцев. Меня приняли за дезертира, укрывавшегося в лесах, и воткнули в колонну военнопленных. Вот так я здесь.
Спать им пришлось недолго. Из-за горизонта появились самолеты. Они шли на большой высоте и первое время были трудноразличимы в рассветной мгле.
Орозову показалось, что они шли прямо на судно.
«Неужели будут бомбить?» — подумал он.
Бомбардировщики пролетели над кораблем и свернули к городу. В порту взметнулись взрывы, бомбы рвались в разных концах города. Заклубился дым пожаров.
У пленных появилась надежда.
Сбросив груз, самолеты ушли и скоро скрылись за горизонтом. Пленные не верили своим глазам. Летчики не могли не видеть судна.
В городе поняли, что английских летчиков не интересуют корабли с военнопленными. Немцы заторопились.
— С пленными надо кончать! — приказал Гиммлер, и в воздух были подняты бомбардировщики. На бреющем полете они направились в сторону моря. Возле кормы взметнулись вверх белые вскипающие столбы воды, корабль содрогнулся. Началась паника. Люди прыгали в воду. Появились первые убитые и раненые.
Следующая бомба ударила в середину палубы.
Самолеты заходили для новой атаки.
Вдали горел тонущий корабль. Борющиеся с волнами люди плыли к берегу. В холодной воде можно было двигаться только при очень энергичной работе рук и ног, но на это у истощенных людей не было сил. Люди тонули.
Орозов и Борадзов молча плыли рядом. Берег, казалось, не приближался.
Орозов терял последние силы. Стучало в висках, голову ломило. Новые силы придал ему голос Руслана.
— Видишь?! Уже близко земля!
Через какое-то время ноги уперлись в песчаное дно.
— Все, Ахмат! Выбрались!
Борадзов подхватил под руки Орозова и потащил его к берегу.
Они долго лежали на морском песке. От усталости, нервного перенапряжения, холода била непрерывная сильная дрожь. Руки и ноги сделались ватными, не повиновались. Борадзова клонило ко сну. На какое-то мгновенье он забывался. Но даже в этом состоянии его не покидали тревога и беспокойство.
Сквозь дремоту он услышал шум мотора, но не мог сбросить с себя оцепенения. А некоторое время
