Теория социального научения

действиями изменяли свое социальное окружение.

Так как персональные и внешние детерминанты действуют друг на друга реципрокным образом, попытки определить каузальный приоритет этих двух источников влияния сводятся к дискуссии: что первично — «курица или яйцо». Ситуационные влияния вызывают самовырабатываемые влияния, которые, в свою очередь, изменяют ситуационные детерминанты. Например, индивидуумы, отправляясь за покупками в магазин, воздерживаются с помощью самовознаграждения от покупок ассортимента шоколада, создавая для себя иную окружающую среду, чем те, кто направляется домой с богатым запасом высококалорийных деликатесов. Полное объяснение процессов саморегуляции должно включать самоконтроль детерминант окружения так же, как и внешние детерминанты самоконтроля. Поиск основных внешних условий для тех видов деятельности, которые регулируются самовознаграждением, является регрессивным занятием, которое ни в коем случае не разрешает поставленных в нашей дискуссии вопросов, потому что для каждой крайности внешних условий, которые вызываются, одинаково можно выявить первичные действия, которые и создали их. Система продвижения по служебной лестнице, поощрение академической успеваемости или восхищение изяществом, сотворены человеком, а вовсе не являются результатом автономного безличностного окружения.

Теоретики оперантного научения всегда приводили аргументы против атрибутивного поведения на основании того, что такое поведение продлевается далеко в будущее. Однако в изобилии объяснений самоподкрепляющего поведения некоторые приверженцы такой точки зрения апелируют к основным преимуществам ожидаемого поведения, пренебрегая самореактивными детерминантами поведения здесь и сейчас (Rachlin, 1974). Хотя антиципирующие преимущества будущего исполнения несомненно формируют некоторое побуждение для продолжающегося самоуправляемого изменения, существуют саморегулируемые побуждения, которые служат постоянными и прямыми побудительными мотивациями для изменения.

Детерминанты самонаказания

Вопрос о том, почему люди наказывают себя, является еще более сложным, чем вопрос о временном самоограничении. Согласно объяснениям, предложенным Аронфридом (1964), люди наказывают себя потому, что такое поведение связывается со значительным ослаблением тревоги в результате предшествующего обуславливания. Такая интерпретация обусловленного облегчения предполагает, что, когда родители приучают своих детей к дисциплине, они часто выражают критику словесно именно тогда, когда они перестают наказывать их. Если вербальная критика многократно ассоциируется с окончанием наказания, то критика становится облегчающим сигналом, определяющим конец наказания и, таким образом, ослабляющим тревогу. Следовательно, когда трансгрессивное поведение пробуждает антиципирующий страх, люди критикуют себя ради этих обусловленных успокаивающих эффектов. Согласно этим объяснениям, самокритика продолжает существовать, потому что она автоматически подкрепляется ослаблением тревоги.

В качестве подтверждения этой точки зрения Аронфрид обнаружил, что когда слова, подразумеваемые как порицание, произносились по окончании наказания, то дети, нарушающие правила поведения, были более склонны произносить эти слова, чем те дети, которые слышали критические слова в начале наказания. Эти открытия согласуются с классическим представлением о формировании условных рефлексов, но другие аспекты полученных данных бросают тень сомнения на это толкование. После нарушения правил поведения дети редко произносят критические слова в свой адрес; они поступают так только после того, когда тот, кто их наказывает, задает им вопрос, касающийся их поведения. Если тревожное возбуждение существует, то можно ожидать, что редукция тревоги будет быстрой и спонтанной. Зачем переживать дискомфорт, если можно избавиться от него успокаивающим словом самокритики?

Сначала неохотное, но впоследствии дифференциальное применение детьми критических слов можно гораздо успешнее объяснить их предполагаемой функциональной ценностью, чем их обусловлеными успокаивающими эффектами. Дети, для которых критические слова повлекли за собой наказание, имели мало оснований для их применения, в отличие от тех, кто наблюдал, что критическая вербализация обозначает окончание наказания и пробовал применять их как способ примерения при зондировании наказания. Видя, что применение критических слов, очевидно, исключает, по крайней мере, наказывающую вербализацию, дети склонны повторять их ради их же предполагаемой инструментальной ценности.

Дети усваивают самонаказывающее поведение через наблюдение самокритики моделей (Bandura & Kupers, 1964; Herbert, Gelfand & Hartmann, 1969). Теория обусловленного облегчения требует некоторых сложных допущений для объяснения того, как самонаказывающее поведение приобретается в результате наблюдения, поскольку наблюдатели фактически не испытывают никакого болезненного обращения.

В теории социального научения, самонаказание поддерживается своей приобретенной способностью облегчать мысленно представляемый дистресс и ослаблять внешнее наказание. Когда люди исполняют неадекватно или нарушают свои собственные стандарты поведения, они склонны зацикливаться на самокритических и других дистрессовых мыслях. В процессе социализации последовательность «проступок-внутренний дистресс-наказание-облегчение» неоднократно переживается. В этом процессе проступок вызывает антиципирующие страхи и самообесцененные реакции, которые часто продолжаются с разной интенсивностью до тех пор, пока не последует порицание. Наказание не только прекращает терзания, вызванные возможным раскрытием проступка и вытекающими из этого последствиями, но также способностью восстановить благожелательность в окружающих.

Наказание может, таким образом, принести избавление от душевных страданий, вызванных собственными мыслями, которые продолжительны и часто более болезненны, чем самопорицание. Этот процесс наглядно иллюстрируется теми случаями, когда индивидуумы годами терзают себя из-за незначительной трансгрессивности и не могут обрести успокоения до тех пор, пока не возместят каким-то образом причиненный ущерб. Самонаказание может служить аналогичной дистресс-об-легчающей функцией. Критикуя или наказывая себя за достойное порицания поведение, индивидуумы, вероятно, прерывают прискорбные размышления о своем прошлом поведении.

В психотических расстройствах самонаказание часто очень сильно поддерживается маниакальными навязчивыми состояниями, которые мало соотносятся с реальностью. В случае, о котором будет рассказано позднее, психотический больной, который воспринимал тривиальные действия как отвратительные прегрешения, мог избавиться от самопрезрения и своих видений адских мучений, только самоистязая себя в течение долгих часов.

Анализ роли самонаказания в ослаблении дистрессивных мыслей может быть также применен и к саморазочаровывающему исполнению, как и к моральному поведению. Подобно трансгрессивному поведению, ошибочное исполнение может вызывать расстраивающие мысли, которые ослабляются самокритикой.

Самонаказание часто служит эффективным средством ослабления негативных реакций других людей. Когда осуществление определенного поведения почти наверняка должно повлечь за собой дисциплинарные меры, то самонаказание может оказаться меньшим из двух зол. Стоун и Хокансон (1969) показали, как самонаказывающее поведение может на самом деле поддерживаться своей самозащитной и ослабляющей стресс ценностью. Когда взрослые могли избежать болезненных ударов током, нанося себе удары меньшей интенсивности, они усиливали реакции самонаказания и становились менее эмоционально устойчивыми к дистрессу.

Самонаказание, которое оказывается полезным для избавления от ожидаемой угрозы, может предотвратить действительное испытание в том смысле, что может продолжаться и тогда, когда угроза перестает существовать. Сандлер и Квальяно (1964) сообщают об изучении устойчивости ожидаемого самонаказания у животных. После того, как обезьяна научалась нажимать на рычаг, избегая удара, вводились условия для научения самонаказанию. Животные могли избежать удара, нажимая на рычаг, но делая это, они наносили себе менее сильный удар. В ходе эксперимента сила самонаносимого удара постепенно увеличивалась, пока не стала сравнимой с силой того удара, от которого животные уклонялись. И, тем не менее, животные не ослабляли своего самонаказания — несмотря на то, что оно уже не являлось меньшим из двух зол. После того, как избегаемые удары были постепенно прекращены, животные продолжали бессмысленно наказывать себя при той силе удара, от которой они прежде уклонялись с такими усилиями. Эти исследования показывают, как самонаказание может стать диссоциированным с текущими