признать большим мастером. Тут уже речь не о полутонах на этюдах — о картинах!
Если все же настаивать на различении понятий “ирония” и “безответственность”, — позиция, которая близка автору этой статьи, — то тогда то, что тянуло бы на полутон, выходит на поверхность и оборачивается обычной гримасой. Можно взять, к примеру, собственные признания писательницы, которые она делает в автобиографии. Она сообщает о том, что учительница решила за нее школьный экзамен по математике, что сама она позже обманом сдала физкультуру в университете и что была готова воспользоваться связями отца для поступления на хорошую работу. Можно ли эти детали биографии считать свидетельствами в пользу образа сложного, реально живущего и думающего человека, не свободного от противоречивых поступков, мыслей? Очевидно, что нельзя. Это просто детали биографии, как они и есть. Такой уровень “противоречивости” банален, на нем мы находим все тот же картон, из которого состоит сам образ. Этот милый взгляд на себя саму, немного укоризненный, немного сообщнический, ничем не наказывает, ни малейшими намеками на муки сомнения. Сомнения, трудности выбора отсутствуют в книгах Донцовой как вид. Из сомнения, из этого барометра духа, в мире Донцовой выдернули стрелку. Поэтому и давления нет, вернее, его нельзя зарегистрировать.
Мир Донцовой населен обычными людьми. Одних, вроде ментов и уборщиц, можно встретить на улице, других, вроде политиков и олигархов, — нельзя, но на их счет автору достаточно архетипического образа, созданного при посредстве СМИ. Политики и олигархи ведут себя так, какими их показывают в фильмах, в этом и состоит их обычность. Необычных людей писательница не рассматривает. Следовые количества непохожести и изящества, как правило, содержатся только в каких-нибудь единичных поступках или особых привычках, но все это тянет не больше чем на позолоту художественности, неестественно яркую и оттого неправдоподобную. Герои Донцовой не способны к последовательным размышлениям. Они похожи на елочные игрушки, которые раз и навсегда раскрашены каждая в свой цвет. Цвета отражают те сюжетные обязательства, ради которых они, собственно, и вызваны к жизни.
Читая “Пикник на острове сокровищ”, можно поразиться, на какие дикие ухищрения идут как молодые, так и взрослые люди, чтобы добраться до спрятанного золота, вокруг которого разворачивается действие романа. Люди бросают семьи, меняют имена, мстят родителям, вступают в фиктивные браки, отравляют друг друга, предают, убивают свидетелей, хоронят друзей заживо. Завидное “многообразие” такой жизни, тем не менее, подчинено конкретным целям. Это и роднит таких героев с елочными игрушками, с теми сказочными персонажами, которые никогда не меняются. От Эдиты, одной из “злых” героинь “Пикника”, матерой воровки со стажем, даже на закате ее жизни мы слышим:
Дам показания в суде, а потом пусть мне разрешат подойти к скамье подсудимых, плюнуть негодяю в морду и сказать: “Это тебе от Илюши, сука! Хорошо, что в России мораторий на смертную казнь, ты еще не стар, лет тридцать на зоне промучаешься!”
В этой фразе отражена вся Эдита, все ее одномерное существо, и для каждого персонажа можно найти такую фразу. В “Абсурдном рассуждении” Камю говорил:
Новости в мире Дарьи Донцовой в основном связаны с большими деньгами, которые появляются или исчезают, с браками, которые создаются или разваливаются, а также с преступлениями. С деньгами и преступлениями все более или менее понятно. Большие деньги, как и преступления, имманентны приключенческому и детективному чтиву. История, связанная с крупным выигрышем, ограблением или убийством, — это один из базовых модусов детектива.
Более интересным и, главное, национально специфическим представляются взгляд писательницы на институт брака и то мышление, которое сформировалось на основе этого взгляда. По Донцовой, брак не является чем-то серьезным. Это скорее что-то вроде лотереи или метода проб и ошибок, когда, прежде чем научиться попадать, нужно сделать несколько учебных выстрелов. Кроме того, брак не является чем-то устойчивым. Он должен возникнуть или развалиться именно в ходе повествования. Он может быть счастливым, однако если это так, то в дальнейшем внимание на нем не задерживается. Если же он несчастлив, то фантазия Донцовой уже тут как тут и выдает первые варианты того, как это можно обыграть.
Касательно счастья надо сказать, что у Донцовой оно возможно. Даже романтики понимали идеальную природу вечного, у нашей же писательницы идеальные пары и вечная любовь вполне возможны в реальности. Счастье ее героев статично, оно достижимо раз и навсегда. Более глубокие проблемы, возникающие между любящими людьми, которые как раз и составляют темы серьезной литературы, отсутствуют.
В целом же путей развития обычно немного. Если два человека связали себя браком, то это означает либо любовь навсегда, либо корыстную цель одного из них, который вступил в брак с целью присвоения денег или мести какому-то третьему лицу. Иногда все вырождается в обоюдное “терпение друг друга”, которое, впрочем, рано или поздно все равно разрождается “логическим итогом”. Если брак распался, то это означает, что либо любящие не сошлись характерами, либо один получил все, что хотел, и счел дальнейшее притворство бессмысленным. В последнем случае дело нередко кончается убийством. Под общей формулировкой “не сошлись характером” при этом редко скрывается что-то конкретное. Чаще всего просто бытовые глупости. В “Чудесах в кастрюльке” о причине разрыва Сережи и Аси читаем следующее:
Нет, он не делал ничего плохого: не пил, не бил жену и, казалось, не бегал налево. Наоборот, был хорошим добытчиком, нес каждую заработанную копейку в дом, не злился, когда Аська покупала себе очередную кофточку, миролюбиво воспринимал всех многочисленных знакомых жены, толпой проносящихся по квартире, и никогда не капризничал, обнаружив, что в шкафу закончились чистые рубашки, а в холодильнике еда. Одним словом, ничего плохого о Сереже Ася сказать не могла, кроме одного: он ее жутко раздражал, абсолютно всем. Неприязнь вызывала манера мужа есть с упоением креветки, его привычка долго сморкаться в ванной, бесил Сережа, уютно сидящий у телевизора с бутылочкой пивка, казалась отвратительной его любовь к бане и рыбалке. Проанализировав однажды свои чувства, Аська пришла к выводу, что фатально ошиблась.
Мгновенно сменяющие друг друга свадьбы и разводы настолько просты и естественны, что они фактически описывают общество с промискуитетом, которое, кстати говоря, так и не доказано ни у первобытных людей, ни у животных. Вот как выглядит у Донцовой типичная жизненная проблема:
Там этот “Индезит” стоял, только девчонка визг подняла, ремонт захотела и технику всю от “Бош” (“
И вот как выглядит решение:
Все, финита ля комедия, развод и девичья фамилия (
Иногда инициатива в таких смехотворных ситуациях исходит от мужчин:
— Все! — стукнул кулаком по столу всегда вежливый супруг. — Заткнись! Вернусь к полуночи. Если здесь по-прежнему будет стоять вопль, завтра с утра подам на развод! (
Примечательно, что в вопросах брака исключительную смекалку проявляют дети и подростки. Донцова не отказывает им в праве быть носителями взрослого мышления, хотя совершенно не понятно, какие преимущества это может давать. Неестественность их суждений усиливается тем, что автор не дает ни малейшего намека на то, чтобы считать это иронией.
Подруга уткнулась в плечо мальчика, а тот, нежно гладя ее по копне спутанных кудрей, неожиданно сказал:
— Эх, Наталья! Мужики в основном сволочи, ни один твоей слезинки не стоит. Ты же красавица! (“
— Не ревите! — похлопала меня по плечу Тереза <…> — Может, вам лучше не мужика назад требовать, а тупо денег попросить? <…> Когда в кармане шуршит, сразу красавицей всем покажетесь (“
Заметим, что 13-летняя Тереза хлопает по плечу незнакомую взрослую женщину, проговорив с ней от силы пять минут.
Может показаться необъяснимым, но в этом мире иногда витают какие-то призраки морали. Тучи насилия раздвигаются, и со светлеющего неба срываются вниз лучи света в лучших традициях книг для юношества. Автор, очевидно, видит в них элемент джентльменского набора хорошей литературы. В
