личности. Помня, должно быть, о военной карьере своего отца (не дослужившегося, впрочем, до высоких чинов), он вел себя в присутствии Гитлера как младший офицер, угодливо бросающийся исполнять каждое пожелание своего начальника. Полное отсутствие интеллектуального багажа не помешало ему в его попытках. Он просто ловил на лету фразы, брошенные Гитлером, украшал их витиеватыми словечками, а потом произносил в присутствии фюрера как услышанные где-то великие мысли — и этим сумел-таки завоевать признательность «хозяина». Кроме того, он наловчился улаживать бесконечные распри между старыми членами нацистской партии, став среди них признанным и незаменимым авторитетом в этом деле. Ему потребовалось пять лет на то, чтобы Гитлер постепенно проникся мыслью о возможности доверить ему пост министра иностранных дел, занимаемый Нейратом, исполнявшим свои обязанности с высоким профессионализмом. Не обошлось без помощи многих нацистских вожаков, продвигавших своего любимца с помощью закулисных интриг. Его соперником в борьбе за этот пост был Розенберг, рьяно стремившийся к цели, но восстановивший против себя почти всех и тем лишивший себя реальных шансов на успех. Геринг тоже поглядывал на эту должность, но у него нашлась масса других возможностей удовлетворить свой ненасытный аппетит. Да и Геббельс проявлял нешуточные амбиции, но Гитлер не без сожаления отверг его кандидатуру, чувствуя, что его физический недостаток помешает ему на этой работе. Разрешить ситуацию неожиданно помог Отто Дитрих (заведовавший отделом печати НСДАП): он хоть и не испытывал к Риббентропу особой любви, но совершенно возненавидел Розенберга и никак не желал его продвижения, решив лучше отдать предпочтение новичку. Риббентропу помог даже тот факт, что он довольно поздно стал членом партии — благодаря этому он оказался в стороне от всех враждовавших внутрипартийных группировок. К тому же он обладал умением вести себя в обществе — по крайней мере, если этого требовали обстоятельства; в остальных случаях он следовал простому правилу: угодливо поддакивал Гитлеру в его присутствии, а в отсутствие «хозяина» вел себя по отношению к окружающим с совершенно невыносимой надменностью и напыщенностью. Почти все главные фигуры партийной верхушки безошибочно определили его как «человека второго плана» и снисходительно решили, что он не сможет составить серьезную конкуренцию в борьбе за влияние на Гитлера.
Гитлер поручил Риббентропу возглавить специальное учреждение по вопросам внешней политики, получившее название «бюро Риббентропа», сотрудничавшее, с одной стороны, с внешнеполитическим отделом НСДАП, возглавлявшимся Розенбергом, а с другой — с министерством иностранных дел, которым руководил Нейрат. На средства партии была создана информационная сеть и установлены контакты с иностранными дипломатами и осведомленными людьми; это позволило снабжать Гитлера разнообразной и ценной информацией, содержавшей гораздо больше живых и интересных подробностей, чем деловые и взвешенные отчеты министерства иностранных дел. Постепенно Риббентроп подорвал позиции Нейрата, внушая Гитлеру при каждом удобном случае мысль о необходимости иметь во главе министерства надежного и преданного человека, умеющего организовать работу традиционно мыслящих чиновников в духе идей национал-социализма: «Невозможно добиться новых достижений со старой командой! — повторял он мысль Гитлера. — Эти люди не поймут ваших целей и просто избавятся от вас!»
Первый крупный дипломатический успех Риббентроп одержал в Англии в 1935 году, когда провел там переговоры о заключении англо-германского морского договора; и тогда же он возненавидел англичан за отказ принять его сына на учебу в Итон. Он посчитал это прямым оскорблением и не согласился удовлетвориться возможностью послать мальчика в Вестминстерскую школу. Потом он провел несколько лет в Лондоне в качестве германского посла, но так и не разобрался по-настоящему ни в характере англичан, ни в основных движущих силах британской дипломатии, и его ошибочные взгляды сыграли немалую роль в том, что Гитлер надеялся быстро и без больших потерь завоевать Англию.
Риббентроп не только сумел убедить Гитлера в плохой работе министерства иностранных дел, но и польстил своему хозяину, критически оценив качество работы армейского командования. Оказалось, что у него имелись для этого свои личные причины. В архиве рейхсвера хранилось заведенное на него дело с записью о том, что осенью 1918 года, во время отступления, он ушел из своей части и не вернулся на фронт. В то время он был в чине лейтенанта резерва и подлежал за свой проступок суду и расстрелу, как дезертир; его спасли только революция и перемирие. Гитлер и Геринг, конечно, знали об этом деле и использовали свою осведомленность, чтобы держать Риббентропа в руках.
Геринг
Геринг был процветающей фигурой. Он числился на хорошем счету у Гитлера и мог позволить себе изобретать для себя сколько угодно красивых мундиров и фуражек и разъезжать по Берлину в эполетах неимоверной величины, похожих на клубничный торт. Он коллекционировал ордена так, как другие коллекционируют марки, и приставал к знакомым из семьи кайзера, чтобы они устроили ему награждение «Большим крестом за заслуги». Принц Виндишгрец, сильно нуждавшийся в деньгах, поддался на его шантаж, «устроив» ему крест за 150 фунтов стерлингов. По характеру Геринг был совершенное дитя, но отнюдь не дурак; он никогда не позволял собой пренебрегать, но в глубине души чувствовал, что все его величие — показное и что он может сохранить свое положение, только непрерывно блефуя. Он погряз в роскошной жизни, которую сам себе устроил, и Гитлер знал, что он готов сделать все, лишь бы не расстаться со своим положением. Если он совершал недозволенные или незаконные поступки, Гитлер знал, где его искать и кого за ним посылать. Ханфштенгль говорил, что его собственные отношения с Герингом одно время были прохладными: «Я был тогда в Лондоне; прочитав в газетах всякие выдумки о пожаре рейхстага, я сказал кому-то: «Геринг на самом деле — вовсе не национал-социалист, он скорее «военный социалист» — «солдат удачи». Это дошло до ушей Геринга, и он взбеленился, потому что именно это вменяли ему в вину многие старые нацисты. «Ну, Ханфштенгль, — сказал он мне с угрозой, — если ты еще раз обо мне такое сболтнешь — пеняй на себя!»
Гиммлер
Прочие фигуры из окружения Гитлера были в основном личностями «второго плана». Лей был пьяница. Гиммлер был бюрократ, неустанно трудившийся над созданием собственного могущества. Гитлер знал, что может на него положиться. «Он из тех людей, которые исполняют свой долг с холодной решимостью», — сказал фюрер как-то. То, что Гиммлер учился на сельскохозяйственном факультете, объясняет многое в его характере. Людей, связанных с сельским хозяйством, редко можно встретить, например, в художественном музее, зато они готовы потратить несколько часов, чтобы познакомиться с какой-нибудь технической новинкой. Их не интересуют картины Ван Гога, зато они готовы сколько угодно просидеть над каталогом сельскохозяйственных машин, рассматривая фотографии новых жаток и молотилок. Генрих Гиммлер был человеком именно такого типа. Для него Германия была не более чем огромным поместьем, в котором он отвечал за порядок и безопасность. Ну, а в хозяйстве ведь как: если что-то испортилось — его нужно исправить или убрать; если кто-то заболел — посадить в изолятор; если распространяет заразу — стерилизовать или уничтожить. Больные домашние животные не должны доставлять своему хозяину слишком много хлопот, и на них не распространяются правила о запрещении жестокого обращения с животными. Гиммлер использовал для оправдания своей деятельности теорию Дарвина, вывернув ее наизнанку: он возвращал людей в животное состояние, а себя считал особого рода «универсальным ветеринаром», осуществляющим селекцию новой породы.
Гитлер считал главным достоинством Гиммлера его непоколебимую верность. Ханфштенгль иногда называл его в шутку «наш Фуше», но Гиммлер вежливо отклонял сравнение: «О нет, не надо так говорить!» Он считал Фуше непостоянным человеком, политическим перебежчиком и не хотел иметь с ним ничего общего.
