Геббельс, прибыв в бункер, сразу же имел первую беседу с Гитлером и уверил фюрера в своей готовности умереть вместе с ним.
Бункер и его устройство уже были описаны много раз. Он имел два этажа. Верхний состоял из двенадцати небольших комнат, четыре из которых были отданы под кухню; все комнаты соединялись общим коридором, проходившим посередине, в котором обычно располагались обедающие. В заднем конце коридора находилась винтовая лестница, ведущая на нижний этаж, к комнатам Гитлера. Нижний этаж состоял из восемнадцати несколько более просторных комнат, тоже располагавшихся по обе стороны коридора, задний конец которого служил помещением для совещаний; он имел площадь всего около шести квадратных метров. Стены были серые, без всяких украшений. Обстановка состояла из длинной коричневой скамьи, большого стола для топографических карт и одного простого стула. Оба коридора были довольно просторны, но комнатки были маленькие, не больше вагонного купе или судовой каюты. Шесть таких комнат занимали Гитлер и Ева Браун; еще пять были отданы под туалеты, кладовые и телефонный узел. Бункер имел два главных выхода: один вел в кухонные помещения рейхсканцелярии, а другой — в сад министерства иностранных дел; и был еще запасной выход, ведущий из заднего конца коридора нижнего этажа в сад рейхсканцелярии.
Главными жильцами бункера были Гитлер, Ева Браун и Геббельс с женой и шестью детьми. Магда Геббельс с детьми заняла четыре комнатки на верхнем этаже, а Геббельс поместился в одной комнате, находившейся напротив апартаментов фюрера. К прочим обитателям бункера относились адъютант Геббельса Гюнтер Швегерманн и доктор Людвиг Штумпфеггер, личный врач Гитлера, сменивший на этом посту профессора Морелла, отпущенного 22 апреля; еще там жили: адъютант Гитлера, его камердинер, две его секретарши и его личный повар, готовивший ему вегетарианские блюда. Рядом находился еще один бункер, который занимал Борман.
Со слов одного из дежурных офицеров известно, что комнатки, где жили жена и дети Геббельса, были роскошно отделаны и обставлены, хотя Науманн это оспаривал. Далее известно, что общее число солдат и офицеров СС, ординарцев, секретарей-стенографистов, официантов и кухонных работников, обслуживавших бункер и связанных с ним, не превышало 600–700 человек. Те, кто посещали бункер, всегда с облегчением покидали его душную атмосферу, выходя на свежий воздух. Один из свидетелей отметил, что до бракосочетания Гитлера с Евой Браун ее нигде и никогда не было видно, как будто ее и не существовало.
В первые дни после переселения в бункере проходило много совещаний и туда приходило много посетителей. Они теряли представление о времени, попадая в этот мрачный подземный мирок, залитый безжизненным искусственным светом. Гитлер и до этого спал немного, только в ранние утренние часы. Он появлялся к обеду, отдавал распоряжения, работал, диктовал, произносил речи — и так весь день, пока наверху не наступали вечер и ночь. В последние недели апреля русские армии полностью блокировали город, и в его восточных предместьях бушевали уличные бои. Связь между бункером и остальной Германией, куда еще направлялись приказы и распоряжения, осуществлялась только с помощью небольших самолетов, садившихся и взлетавших с проспекта «Ост-Вест». Поэтому некоторые высокие посетители бункера, такие, как Шпеер, побывали там всего по одному разу.
Геббельс в эти последние дни был всего лишь тенью Гитлера. Люди, которые приходили и уходили, почти не имели с ним дела, решая все вопросы с фюрером. Ближайший помощник Геббельса, Науманн, не относился к штату Гитлера, так как был работником Министерства пропаганды, майором вермахта и командиром дежурного батальона, т. е. чужим человеком в команде бункера. Единственным лицом, официально и непосредственно подчиненным Геббельсу, был его адъютант Гюнтер Швегерманн. Впрочем, Науманн, как старый и близкий друг семьи Геббельсов, часто с ними виделся и бывал у них в комнатах, и ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, как они живут, а потом рассказать об этом. Видно было, что Геббельс оказался свободным почти от всех своих обязанностей. Его министерство больше не работало, а оборона Берлина, насколько можно было понять, перешла под непосредственное руководство фюрера, хотя и он, похоже, уже не контролировал ситуацию; поэтому Геббельс проводил большую часть дня со своими детьми. Он с ними играл и пытался по возможности облегчить им трудное и неестественное существование в бункере. Магда не покладая рук, трудилась над тем, чтобы одежда всех шестерых детей была чистой и исправной, тем более что при отъезде, в спешке, было взято с собой совсем мало вещей. Никто не знал, сколько времени придется прожить в бункере; а тем временем пошел уже девятый день их пребывания там.
Магда держалась мужественно; это производило впечатление на окружающих. Один из них (Больдт) писал потом: «Фрау Геббельс до самого конца не обнаруживала страха смерти. Она всегда выглядела элегантной и бодрой; легко поднималась по винтовой лестнице, перешагивая через ступеньку. Для каждого у нее находилась дружеская улыбка. Возможно, что эта изумительная сила характера поддерживалась в ней ее фанатичной верой в Гитлера».
Геббельс вел себя активно: наблюдал за обитателями и посетителями бункера и ежедневно делал записи в дневнике; участвовал во всех совещаниях, проводившихся Гитлером, и общался с ним в неофициальной обстановке. Тот же свидетель, Больдт, встретив Геббельса на одном из совещаний, написал потом: «Этот маленький худой человек выглядит бледным и осунувшимся. Он в основном молчит, вопросы задает редко, только внимательно слушает объяснения по картам. В его глазах, горевших прежде фанатичным блеском, затаилось выражение невыносимой боли». Науманн, наоборот, утверждал, что Геббельс активно участвовал в совещаниях и часто высказывал свое мнение.
Последней надеждой обитателей бункера была 12-я армия генерала Венка, которая должна была начать 22 апреля операцию деблокирования, прорываясь в Берлин с юго-запада. Гитлер специально отправил Кейтеля в штаб 12-й армии, чтобы он ускорил проведение этой операции. Сам он окончательно решил не уезжать на юг (об этом он сказал Гиммлеру, прибывшему из «Хоэнлихена»), но своим приближенным разрешил покинуть Берлин — всем, кто этого хотел. Это был последний шанс спастись, которым воспользовались многие.
В понедельник, 23 апреля, случилось следующее: Геринг, находившийся на юге Германии, заявил (по словам генерала авиации Келлера, представителя Геринга в Берлине), что Гитлер, оставшийся в осажденной столице, практически не может исполнять свои обязанности главнокомандующего и главы государства, и поэтому должен вступить в действие закон, провозглашенный самим Гитлером 1 сентября 1939 года перед рейхстагом, регламентировавший назначение его преемника. Именно Геринга Гитлер и назвал тогда первым кандидатом в свои преемники. И вот теперь Геринг послал Гитлеру в бункер телеграмму с просьбой о согласии на передачу полномочий, которую Гитлер расценил как попытку предателя захватить власть. Тем временем Гиммлер встретился на севере Германии со шведским послом, графом Бернадоттом, и уполномочил его просить западных союзников принять капитуляцию германской армии. В это же время Гитлера посетил в бункере Шпеер с прощальным визитом и признался фюреру, что намеренно не исполнил его приказ о полном уничтожении всех стратегически важных сооружений. Гитлер выслушал его признание с кривой усмешкой. Он был необычно спокоен и объяснил Шпееру, что окончательно решил застрелиться, и приказал, чтобы его тело сожгли, чтобы оно не досталось на потеху врагам. Геббельс сказал, что считает такое решение правильным, и что добровольная смерть — единственный достойный выход для фюрера. Только Борман еще пытался убедить фюрера изменить свое решение. Сам он не собирался умирать ради того, чтобы обрести ореол мученика; он хотел жить, жить дальше. В это время русские танки уже проносились по улицам Берлина, и спастись можно было только по воздуху или же прорвавшись через позиции русских.
Спокойно выслушав признание Шпеера в непослушании и мягко пожурив его, Гитлер затем пришел в полное неистовство, услышав от Цорна о телеграмме Геринга. Геббельс и Борман пытались, как могли, успокоить его ярость. Гитлер отдал приказ о лишении рейхсмаршала всех его громких титулов и об исключении его из партии и всех государственных организаций, а также дал телеграмму командованию СС в Оберзальцберг с приказом арестовать Геринга как государственного изменника. Геббельс в это время, по свидетельству очевидца, «кипел от возмущения и изливал свои чувства потоком высокопарных фраз, который никак не мог прерваться». Он говорил о чести, верности, чувстве долга, но при этом кое-кто подметил переполнявшее его чувство зависти к Герингу, сумевшему вовремя удрать из ловушки, в которой оказались теперь и Геббельс, и Гитлер. Впрочем, возможно, что молодой офицер Больдт ошибся в этом наблюдении, потому что Геббельс, несомненно, бесповоротно решил умереть вместе с Гитлером.
