неистребимое чувство беспокойства. Как же мне поговорить с ней наедине? А что, если просто зайти к ней в комнату?.. Нет, это, пожалуй, было бы глупо с моей стороны: я рискую вызвать взрыв, которого сам же опасаюсь…
В эту ночь я совсем не спал, как, впрочем, и Жулия, которая занимала соседнюю комнату: всю ночь я отчетливо слышал скрип ее кровати. Но, кроме этого, я еще слышал скрип половиц в коридоре. Кто-то подслушивал — Аньес или Элен.
На следующее утро я застал обеих сестер беседующими в столовой. Увидев меня, они замолчали, а Аньес сразу же удалилась.
— Бернар, — зашептала Элен. — Я добилась от Аньес, чтобы в течение этих пяти дней она никого не принимала. Надеюсь, вы ничего не говорили Жулии?
— Нет, ничего.
— Спасибо. Вы поступили правильно… Хотя мне кажется, вы не слишком любезны со своей сестрой.
— К сожалению, я вижу ее такой, какова она есть.
— Да, конечно, если б вам пришлось жить с ней под одной крышей!.. А то ведь всего пять дней, потерпите… Ну, Бернар! Сделайте над собой небольшое усилие. Вы все время какой-то грустный, озабоченный, нервный.
— Простите, но ведь вы знаете, как много мне пришлось пережить… Я все еще не в силах забыть о своем пребывании в плену. Вот и все.
— Это правда? Вас действительно тяготит только это? Может быть, существуют и другие причины?
— Да нет же, Элен… Уверяю вас…
— Временами мне кажется, что вы не слишком-то горите желанием… жениться на мне…
— Нет-нет, Элен… Вся беда в том, что мы с вами не одни: у вас есть Аньес, а у меня вот Жулия. Все это совсем не просто.
Элен задумалась над создавшейся ситуацией.
— А в финансовом отношении, — спросила она, — вы как-то зависите от Жулии?
— Абсолютно нет. Все, что у меня есть, нажито собственным трудом.
— А она может существовать без вашей помощи?
— Да. Я ведь никогда не помогал ей.
— Ну а если мы решим уехать… куда-нибудь очень далеко… она не станет вам докучать? Вы понимаете, что я хочу сказать?.. Ведь, похоже, она очень привязана к вам.
Теперь пришла моя очередь задуматься. Отпустит ли меня Жулия?.. Откажется ли от меня Аньес?.. Будущее представлялось мне в самом черном свете.
— Я, право, не знаю, — признался я.
— Тихо, они идут!
Войдя в комнату, Жулия пожала руку Элен и, склонившись надо мной, поцеловала меня.
— Доброе утро, дорогой Бернар. Как тебе спалось?
Она гладила меня по волосам, по щеке: ведь я был ее братом, к тому же обретенным заново с таким трудом! Подобные проявления нежности окружающим казались вполне естественными, но только не мне. Раздраженно и вместе с тем с опаской я отстранился: мне казалось, что в ее чувствах таилось что-то зловещее. Боже ты мой, с каким же остервенением эти женщины пытались втиснуть меня в шкуру Бернара!.. Если бы я вдруг забыл о том, что все это — их интриги, то, наверное, и сам уверовал бы в то, что я — Бернар. Притворяться сразу перед тремя! Я начинал терять собственное «я»; это было уже свыше моих сил.
— Я забыла тебе сказать, — обратилась ко мне Жулия, — что умерла эта… как ее… Пеляк. У нее, бедняжки, случилось кровоизлияние. Помнишь, как ты любил с ней играть?
— Да, — пробормотал я, — это очень печально. А что сталось с Андрэ Лубером?
Жулия удивленно посмотрела на меня.
— Я часто думаю о нем, — продолжал я, — о нем и о Марселе Бибэ, с которым мы вместе играли в футбол.
Жулия, конечно, не знала, что я долгое время был другом Бернара, и эти имена, упомянутые между прочим, испугали ее. Мы впились друг в друга глазами, словно дуэлянты, которые пытаются на глаз определить силу противника.
— Марсель переехал в Тюль,[6] — сказала Жулия.
Она улыбнулась мне, и я понял, что в этот момент она ненавидит меня.
— Я, пожалуй, дам вам возможность насладиться воспоминаниями, — сказала Элен. — А мне нужно пойти за покупками.
Должно быть, она ликовала оттого, что присутствие Жулии помешает мне остаться наедине с Аньес.
— Нет-нет, — запротестовала Жулия. — Я с вами, я мигом оденусь и пойду с вами.
— Не стоит. Лучше останьтесь дома и всласть наговоритесь с братом! — ответила Элен.
Но отвертеться от Жулии было не так-то просто. Я же впервые за эти два дня почувствовал какое-то облегчение, и вовсе не потому, что передумал объясняться с Жулией, а потому, что Жулия постепенно сама оказывалась в ситуации, аналогичной моей, и теперь ей будет не так-то легко изобличить меня — ведь в таком случае тень подозрения падет и на нее: слишком уж долго она ломала комедию. Я подумал также, что мне пока нечего особенно волноваться.
Проводив обеих до лестницы, я подождал, пока они спустятся. Элен с яростью натягивала перчатки: еще бы — сейчас ей придется идти по улице вместе с женщиной, одетой совершенно безвкусно, которая выглядела как прислуга!.. Я бесшумно закрыл дверь и направился в комнату Аньес. Она уже ждала меня.
— Бернар!
…Мы никак не могли насытиться друг другом. Неужели это действительно была любовь? Вряд ли. Скорее мы любили нависшую над нами угрозу, которая вызывала у нас необыкновенно острые ощущения. В то же время мы не осознавали, насколько далеки друг от друга, каждый со своими проблемами: она со своими призраками, а я со своей тайной. Даже в объятиях друг друга мы постоянно были настороже и испытывали скорее скрытое недоверие, чем нежность. И все же это были превосходные минуты — они утомляли и выматывали, отвлекали от всех мыслей и одновременно успокаивали. Мы чувствовали себя словно беглецы, выброшенные волнами на какие-то запретные берега. Но, вернувшись к действительности, мы едва узнавали свои голоса.
— Бернар, — сказала Аньес, — ну вот видишь, я же говорила, что она появится.
— Да.
— Я вижу вокруг нее красную ауру… Эта женщина таит в себе зло…
— Да?.. А что ты видишь еще?
— Это пока все… Но знай — она ненавидит тебя, Бернар… Она ненавидит всех нас.
— Прошу тебя, не надо больше о ней…
Аньес смотрела в потолок и уже больше не обращала на меня внимания; я же испуганно думал о тех образах, которые она вроде бы различала на пожелтевшей и потрескавшейся штукатурке потолка. Ее, наверное, как и меня, преследовали навязчивые мысли, и только любовь могла отвлечь от них нас обоих. Я стал искать ее губы.
— Жулия очень похожа на твоего друга Жервэ, — прошептала она.
— Хватит, ни слова!
Я так стиснул ее в объятиях, что мог задушить. А может, именно это я и хотел сделать?
Аньес осторожно отстранилась от меня.
— Бернар, скажи мне откровенно… Ты любишь Элен?
— Это очень сложный вопрос, — ответил я.
— Ну хорошо, тогда скажи мне: любишь ли ты ее больше, чем меня?
— Больше, чем тебя?.. Я не знаю… Вы такие разные…
— Ну а ты мог бы жить со мной?