Костов и югославские – Кардель и Джилас, когда туда вошел Коба в окружении соратников – Жданова, Маленкова и Молотова.

Присутствовавшие в кабинете дружно поздоровались. Коба не ответил. Промолчали и соратники.

Коба мрачно посмотрел на югославов, потом на болгар. Желтые глаза горели.

Так и не сказав «Здравствуйте», он свирепо набросился на Димитрова:

– Вы зарвались! Вы вместе с югославами придумали ничего не сообщать нам о своих делах! Вы тайком сговариваетесь. Неужели вы не понимаете, товарищ Димитров, что ведете себя, как молокосос, как… как жалкий мальчишка-комсомолец! Ну что общего между Болгарией и Румынией, какой у вас общий интерес? Какие у вас общие исторические корни?

«Жалкий мальчишка» Димитров от страха потерял дар речи.

– А вы что молчите?! Вы что можете сказать? – Коба набросился на Карделя.

Тот попытался ответить:

– Товарищ Тито послал меня сообщить вам, что никаких разногласий у нас с вами нет! Ни по какому вопросу. И если имеются у нас отдельные ошибки, можно их обсудить…

Но Коба оборвал его:

– Ерунда! Разногласия у нас с вами есть, и самые глубокие. И главное разногласие – в том, что все последнее время вы действуете, не советуясь. Вы – сами, зачем вам товарищ Сталин! Это у вас теперь принцип, а не ошибка! Передайте товарищу Тито: мы ждем его на сессию Коминформа. Пусть он выздоровеет наконец и послушает, что думают братские партии о нем и о его поведении!

Димитров, наконец, обрел дар речи и сказал примирительно:

– Благодарим вас за критику, товарищ Сталин. Да, вероятно, мы ошиблись, но мы учимся на своих ошибках.

– Учитесь, – зло усмехнулся Коба. – Пятьдесят лет вы занимаетесь политикой и все учитесь? И еще. Прекратите ваши комсомольские вылазки в Греции. Надо свернуть это нелепое, глупое восстание… – (В Греции коммунисты подняли восстание. Болгары и особенно Тито начали помогать им.)

– Но восстание развивается успешно. И если не будет иностранной интервенции… – начал Кардель.

– Если, если, – грубо прервал Коба. – Неужели не хватает мозгов понять, что США – самая мощная держава в мире, и вдвоем с Великобританией они не допустят разрыва своих транспортных артерий в Средиземном море, как бы этого ни хотелось товарищам Димитрову и Тито, у которых, как и у нас, нет флота, чтобы поддержать греков.

– Но мы подали записочку товарищу Молотову, и он нас поддержал, – заметил Кардель.

– Это правда? – спросил Коба.

Молотов печально наклонил голову. Коба зло посмотрел на него и закончил:

– Видите, и мы несвободны от глупости. Итак, с Грецией мы решили. И более никаких комсомольских наскоков! Помните: мы, ученики Ленина, часто расходились с ним, спорили, даже ссорились, но потом находили общую точку зрения и двигались дальше. Сегодня мы ее нашли! Подведем итоги. Мы – за федерацию Болгарии с Югославией. Но все это в будущем.

Коба, сидевший во главе стола, встал, показывая, что совещание закончено.

Все тоже поднялись.

Уходя, Кардель, видно, пытаясь изобразить покорность, угодливо спросил, какую позицию занять Югославии в ООН в связи с требованием Италии передать под ее опеку Сомали. Сообщил:

– Мы думаем выступить против, не надо потакать империалистич…

– Опять глупость, – прервал Коба. – Отдайте им то, что они просят. Итальянцы сейчас – жалкая слабая страна. И запомните: когда цари не могли договориться о добыче, они отдавали спорную территорию слабейшему феодалу, чтобы потом, в удобный момент, отнять ее у него. – И он в первый раз улыбнулся.

Югославы ушли, но Димитров задержался в кабинете. Он был явно испуган происшедшим, по лицу шли красные пятна, редкие волосы слиплись. Герой Лейпцигского процесса, когда-то не боявшийся биться с Герингом, выглядел жалко.

Он хотел что-то сказать, но не успел. Коба вновь набросился на него:

– Неужели вы не поняли! Мерзавец Тито попросту решил употребить вас, как публичную девку. Он решил присоединить вас всех к себе. И столкнуть нас с США и Англией из-за Греции. А вы… вы… – яростно махнул рукой.

Думаю, Димитров задержался, ожидая, что гостеприимный Коба, как обычно, пригласит его на дачу. Но Коба не пригласил.

И болгары покинули кабинет в смятении.

Когда гости разошлись, вошел Берия.

Коба походил, сделал мне знак перестать записывать.

Все сидели в молчании. Наконец Коба сказал:

– Итак, мы прекратим захват Греции, бросив кость Западу. За это они должны смолчать, пока будет осуществляться наш план в отношении стран народной демократии. План таков. Мы создадим конфедерации Венгрии и Румынии, которые примут решение о слиянии с Украинской республикой. Потом Чехословакия и Польша соединятся с нашей Белоруссией, а федерация Югославии, Болгарии и Албании – с Российской Федерацией. СССР расширится на пол-Европы и будет готов к выполнению главной миссии. Все свободны.

Расходились потрясенными. Невиданная гигантская держава родилась в кабинете.

Оттого главную фразу: «СССР расширится и будет готов к выполнению главной миссии» – мне показалось, все пропустили. Но я ее запомнил.

В кабинете остались Берия, Коба и я.

– Этот комсомолец Димитров безнадежно глуп. Нужен другой человек в Софии, – сказал Коба.

– У него со здоровьем плохо, так что вопрос быстро решится, – заметил Берия. – В Белграде сложнее – у нас там никого. Он всех наших уже убрал.

– Мерзавец, конечно, не приедет на сессию. Так что думайте… И решайте вопрос. Возможно, Фудзи, ты примешь в этом участие.

Когда я уходил, Коба вдруг прыснул в усы:

– Что-то ты печальный, Фудзи? Говорят, у тебя был роман! Ай-ай, в твоем-то возрасте гулять, да еще от молодой жены. Ты не большевик, Фудзи, ты развратник.

Желтые глаза впились в меня. Я выдержал.

Уходя, сказал:

– Ты совершенно прав, Коба. Последняя любовь… она от черта.

«Гвозди б делать из этих людей»

В ноябре, будучи в Лондоне, я прочел о закрытии Еврейского антифашистского комитета. Позднее – об аресте Полины Жемчужиной. Впоследствии следователь, допрашивавший Полину, рассказал мне, что она отрицала все: связь с Еврейским Комитетом, разговоры с Михоэлсом и даже самое очевидное – то, что она была в синагоге вместе с Голдой Меерсон. То, что видели все.

Следователь ее не понимал. Я понимал. Она не лгала. Она просто не могла объяснить, что все это велел ей делать мой друг Коба. То есть она была в этой самой синагоге как бы субъективно – телом. Но объективно, партийной душой, она там не присутствовала.

Полину выслали в Кустанай.

Она, конечно, сознавала, что Кустанай – это только начало крестного пути. Но до конца осталась настоящим партийцем. При мне впоследствии Берия сообщит Кобе, что Полина в Кустанае объявила следователю: «Я готова и дальше выполнить любое поручение партии».

Поручение готовилось очень серьезное.

Ибо в марте 1949 года мир потрясла сенсация: мой старый знакомец, вернейший соратник Кобы Молотов потерял свой пост. Министром иностранных дел стал Вышинский.

Коба начал бить по штабам – по верхушке партии. С каждым днем разворачивалось нечто невероятное, грозное.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату