не построили то новое дивное здание. Для него, можно сказать, привычное место, он здесь работал. Как, неужели не рассказал? Но вы знаете, как называется здешняя церковь?.. Тогда я должен вас просветить.
Жучков поудобней поправился в кресле. Церковь, а при ней и монастырь посвящены были чуду Преумножения хлебов и рыб. Помните эту историю? Как пятью хлебами и двумя рыбами удалось накормить пять тысяч человек, и еще набралось остатков двенадцать корзин? (Не узнала, к стыду своему, не поняла, на фреске не плоды, а хлебы, вынуждена была признать про себя Рита, но все же согласно кивнула.) Прямо-таки тематика нашего института, не правда ли? Может, совпадение не совсем случайное, бывает, а? Кажется, единственная была такая церковь в России. В начале века построена, прошлого. Здесь начинали варить какое-то особое пиво, приносившее, как утверждалось в бумагах, утешение и насыщение. Церковь была вроде бы из разряда не совсем официальных, с официальной у здешних предстоятелей были свои нелады, я в эту историю не вникал. Тем более что длилась она недолго, лет десять с небольшим, а там все конфликты разрешила революция, известным образом. Пивоварение кончилось вместе с монастырем, обитатели переселились на Соловки, секреты были утеряны. В здешних стенах обосновался, как водится, лагерь, место заранее приспособленное, даже вышки сторожевые готовы. После лагеря тут размещались какие-то мастерские, склады. Для нас это предыстория. Когда Горин сюда поступил работать, он вот здесь, под нами, в обширных погребах, обнаружил на стенах черно-зеленую плесень или грибы. Видимо, что-то связанное с пивоварением. Для него это была находка, вы, как я понял, знаете, его хлебом не корми, только дай разглядывать под микроскопом свои красоты. Он выстраивал вокруг них целую философию. У обычного растения, куста, дерева, есть своя структура, корни, ствол, ветви. А тут однородные молекулярные образования, ничего центрального, главного, ничего второстепенного. Нечто всеядное, способное мутировать, мимикрировать. Листья, похожие на листья, цветы, похожие на цветы, — а на самом деле имитация, видимость, без структуры. Я пересказываю упрощенно. Для него это была не просто наука, все как-то было связано с современной культурой, цивилизацией, с ее состоянием. Он ведь не мог обойтись без высоких материй, без поэзии, наука для него была лишь частью какого-то обобщенного целого, не буду за него объяснять. Для простых людей, как я, важен был в первую очередь продукт, который мы вместе создавали, его питательные свойства. Должно быть, он переутомился, из лаборатории мог месяцами не выходить. И неизвестно что пробовал в процессе работы. Может быть, еще не вполне съедобные образцы, есть такая версия. Самоотверженность исследователя, всё проверяют на себе. Ну и жизнь без женщины, если вас это интересует, на мой взгляд тоже способствует… Врачи не могут сказать уверенно, с чем конкретно была связана начавшаяся болезнь. Он стал вдруг требовать, чтобы мы немедленно приостановили уже начатое производство, надо сначала что-то проверить, возможность каких-то отдаленных последствий. Я пытался ему объяснить, что он же работал не один, проверено на многих, неоднократно. Увы, все закончилось срывом, приступом буйства. Дошло до того, что он в разговоре швырнул в меня таким вот тяжелым пультом, мог убить…
Жучкову пришлось прерваться. В дверь постучали, служительница в форменной оранжевой рясе, в оранжевом платочке, вкатила столик, прикрытый салфеткой того же цвета. Под салфеткой оказались тарелки с закуской, белой рыбой, помидорами, тонко нарезанным сыром, прозрачный графин с золотистым напитком, при нем два высоких хрустальных бокала. Жучков с одобрительной улыбкой смотрел, как монашенка расставляет блюда, наполняет бокалы. Когда та наклонилась, Рита поняла, что ряса из тонкой ткани была у нее надета на голое тело, как ночная рубашка.
— Скажу, когда понадобится еще, — кивнул Жучков.
— Это уж мы знаем, — ответила монашенка понимающей, как будто насмешливой улыбкой. Губы у нее были полные, чувственные. Силиконовые, подумала почему-то Рита. Хотя как теперь отличишь?
— Вы обещали позвать Горина, — вспомнила вовремя.
— Да, приведи его сюда, — согласился Жучков немного рассеянно, они с послушницей продолжали обмениваться взглядами, словно безмолвно вели понятную лишь им беседу.
— Сегодня банный день, — ответила та с той же насмешливой, и право же, немного наглой улыбкой.
— Ну и что, если банный? — возразил добродушно Жучков. — Один раз пропустит… У них тут особое значение придается воде, — пояснил он Рите, когда служительница выкатила столик за дверь. — Смывает плохую энергию, избавляет от беспокойства, очищает душу. Моются вместе мужчины и женщины. Есть такие средневековые рисунки, видели? Невинные, как в раю. Вам как специалисту могут быть интересны здешние методы. Впрочем, вы наверняка и так наслышаны о разных школах, разных общинах. Не мне их оценивать, могут иметь смысл сочетания новых подходов. Но давайте сначала все-таки выпьем с вами за продолжение знакомства. У меня к вам серьезный разговор, мы к нему еще не приступили. Давайте, пока не пришел Левушка.
До чего же неприятно звучало это имя в этих устах. Рита поднесла бокал к губам. Мысли путались. Этот Жучков, эта послушница с чувственными силиконовыми губами, их обмен взглядами. Этот монастырь, этот институт, эта совместная баня… и что здесь делалось с Гориным? Опять не знала, что обо всем этом думать, предположения, догадки не опровергали друг друга. Вкус напитка оказался неожиданным.
— Похоже на виноградное вино, — сказала она. — Вчера мы пили другое.
— Вчера был другой напиток, вы точно почувствовали, — откликнулся Жучков. — Наша новинка, из того же исходного продукта. Вкус винограда изабелла, легкое содержание алкоголя. Но к винограду никакого отношения не имеет, а стоимость производства в перспективе копеечная. О наших перспективах я говорил вчера, сейчас хочу о другом. Вы слышали про движение Ритмэра? Таких сейчас развелось множество, их называют обычно псевдорелигиозными. Православная церковь их всячески разоблачает, поносит. А они себе проповедуют, занимаются, среди прочего, исцелением психических недугов. Близкая вам область. Ну и, как я упоминал, осторожно опробуют здесь для своих целей нашу продукцию. Эта община в монастыре просто обосновалась, удобное место, ни к какому из нынешних исповеданий она отношения не имеет. Церковь хотела бы вернуть монастырь себе, но его надо сначала восстановить, вложить деньги, немалые. Они нашлись у Филиппа, основателя этой Ритмэры, ее идеолога, если хотите, менеджера, сумел оформить пока аренду. Незаурядная личность. Он в прошлую пятницу здесь проповедовал, продавали билеты, как на концерт, на всех мест не хватило. Движение зарегистрировано как общественная организация, у них есть уже детский лагерь на Черном море, оно имеют доступ в больницы, школы, у них есть свои люди даже в Государственной думе, не говоря о здешней мэрии. Так вот, послушайте.
Жучков, дожевывая, поднялся с кресла, подошел к рабочему столу, взял книгу.
— Я сейчас читаю сочинение этого Филиппа, некоторые его мысли на удивление созвучны моим. Между прочим, доктор наук, философских. Он пишет, что на наших глазах, с нашим участием, не всегда осознанным, происходит становление не только новой культуры, новой цивилизации — вырабатывается новый человеческий тип, происходит, если угодно, антропологическая революция. Новые виды занятий, способы производства порождают новые взаимоотношения людей с природой, друг с другом, с космосом. Новая, неизвестная прежде пища — это уже моя тема — не может не влиять на наш телесный состав, на химию органической жизнедеятельности, а значит, на нашу психику. Вот, — открыл заложенную страницу: — «Неприкаянность души, вызванная нарушением базовых основ, распад традиционных ценностей»…
В дверь постучали, уже знакомая послушница ввела, держа за локоть, Горина.
— Проходи, проходи, Левушка, — ласково поощрил Жучков.
Послушница с той же своей понимающей наглой улыбкой уловила его знак: можно оставить, вышла, закрыла за собой дверь.
— Присаживайся вот тут, в свободное кресло. Бери, что хочешь, поесть. Или тебя уже накормили? Только пить не надо. Алкоголя ему нельзя, — пояснил для Риты.
Та смотрела на Горина с испугом. Движения его были замедленные, механические, взгляд ни на кого не обращенный, пустой. Чем-то его накачали? Она все не могла вымолвить ни слова, Жучков один владел разговором, голос его действовал парализующе.
— Мы тут с Маргаритой — я думаю, можно без отчества? — пояснил он — впрочем, не совсем Горину, тот как будто не слушал, глядел в пустоту — обращался опять к Рите, — рассуждаем о новой цивилизации, о проблемах, которые возникают на ее пересечениях с нашей конкретно тематикой, с психотерапией и биологией. А значит, и о возможном сотрудничестве. Вот, — вернулся он к книге, которую продолжал держать в руках, не отходя от стола, — автор пишет: «Человек не имеет собственной сущности, его можно
