Согласно Брокгаузу и Эфрону, предпочтение, оказанное быкам, объяснялось многими причинами.
Эти животные, прежде всего, отличаются отменным трудолюбием. Недаром вошло в поговорку работать не как осел или даже жеребец, а именно как вол.
Волы обладают огромной силой — могут тянуть воз в семь тонн. Не животное — тягач! На стенах древнеегипетских погребальных камер сохранились рисунки, изображающие строительство пирамид. Никаких других животных, кроме быков, там нет.
«Вол, — написано в «Энциклопедическом словаре», — рабочее животное, во многих местностях предпочитаемое лошади. Это предпочтение основывается: а) на меньшей стоимости содержания; б) большем количестве получаемого от них навоза и пригодности последнего для всякого рода почв; в) большей выносливости, стойкости для тяжелых работ и меньшей подверженности порче; возможности значительного повышения ценности тех из В., которые признаются негодными для работы, посредством превращения плохого рабочего животного в хорошее мясное».
То есть он и тягач, он и фабрика удобрений, он и ходячие мясные консервы.
После вола пришла очередь разбираться с двумя другими рекордистами.
Это теперь говорят — «как собак нерезаных». А когда-то собак было гораздо меньше, и относились к ним с таким почтением, что даже хоронили, как людей, и на том же самом кладбище.
В этом убедились археологи, раскопав могильник на Черной Горе, где в течение многих столетий жили люди, пришедшие в междуречье Оки и Волги пять тысяч лет назад. Среди людских могил там было найдено четыре собачьих захоронения.
А потом в Поволжье нашли остатки огромного средневекового города Великий Булгар, основанного в Х и разрушенного полчищами татаро-монголов в XIV веке. За пять лет раскопок были обнаружены кости, принадлежавшие почти тысяче особей разных домашних животных, а собак среди них оказалось всего одиннадцать.
Редкое всегда ценится больше. Но дело не только в том, что в далекие от нас времена собак было меньше, чем теперь. Главное, роль была у них гораздо более важная. В те времена, когда векши, куны и ногаты не стали еще кусочками серебра, да и в последующие несколько столетий, охота, особенно для жителей лесной полосы, была важнейшим средством существования. А без собаки какая охота? Охотник без собаки — что пахарь без вола.
Не потому ли и цена этим живым орудиям производства была одна, и притом наивысшая?
Собаки были редким домашним животным еще и потому, что их приходилось кормить мясом, что в средневековых условиях мог себе позволить редкий крестьянин. Поэтому собака — привилегия зажиточного или родовитого человека.
По костям палеонтологи восстановили внешний вид собак, живших в Великом Булгаре и городах Древней Руси, — все они оказались похожи на нынешних сибирских лаек.
В ту эпоху первый друг человека научился и другой профессии, которая стала, пожалуй, главной. Во всяком случае, именно она отразилась в слове пёс, которое, по-видимому, находится в родстве с русскими словами запас, пасти, а также латинским словом
Чтобы прокормиться, еще недостаточно было купить вола и с его помощью удобрить и вспахать поле, а потом вывезти урожай. И за волом, и за полученным урожаем нужен глаз да глаз. Как тут обойтись без верного пса?
Вот и поднялся он тоже на верхнюю ступень пьедестала почета.
Ну ладно, собака — еще куда ни шло. В конце концов, и на Клондайке, по рассказам Джека Лондона, за хорошую собачью упряжку (еще одна профессия!) отваливали чуть не мешок золота. И русские баре в не столь отдаленные времена за добрых борзых отдавали целые состояния. Но кошка — это уж, как говорится, ни в какие ворота.
Несложный расчет показывает, что в Древней Руси одну мурку можно было обменять на трех сивок- бурок, или на четырех буренок, или на тридцать (целое стадо!) овец, или на шестьдесят свиней. А любитель разнообразия мог получить за нее довольно обширное хозяйство: лошадь с жеребенком, корову с теленком, четыре овечки с барашком да еще трех свинок.
За что мурке такой почет? Не ошибка ли это нерадивого писца?
Нет, не ошибка.
Вол вспашет им же удобренную землю, крестьяне сожнут жито, обмолотят цепами, свезут зерно в амбар. А дальше? А дальше надо — и как еще надо! — запускать в амбар ту самую, за три гривны, драгоценную кошку. Недаром в Египте, древнейшем земледельческом государстве нашей планеты, не только приручили усатого зверька, но и обожествили его. Точно так же, как и другого любителя мышатины — ихневмона (мангуста). Набальзамированные мумии и тех и других археологи находили во множестве.
Полянам, древлянам, дреговичам, чуди, — когда от охоты и рыболовства перешли они к земледелию, — на ихневмонов рассчитывать не приходилось: климат не тот. И чтоб летние труды не пошли прахом, обзаводились они редчайшим в средневековой Европе истребителем грызунов — усатым- полосатым.
Вол создавал урожай, кошка его сохраняла. В этом жизненно важном деле (недаром у слов жито и жить один корень) ни лошадь, ни корова, ни баран, ни даже собака заменить ее не могли.
А о редкости кошек в ту пору свидетельствует, опять же, археология. В том же Великом Булгаре, где на тысячу домашних животных пришлось одиннадцать собак, кошачьих останков обнаружено было на ту же тысячу всего-навсего шесть…
Разделавшись с призерами, находящимися на верхней ступеньке пьедестала, я занялся серебряными медалистами — голубем и журавлем.
За одного голубя наши прапрапредки должны были по закону отдавать либо двух телят, либо трех баранов. Если бы законодатель имел в виду какого-то особо выдающегося представителя голубятни, вроде нашего турмана, он бы это как-то отметил. Но ничего подобного в судебнике отмечено не было — просто: за голубя z кун, и пошли дальше.
Довольно долго это ставило меня в тупик. Но постепенно я стал прозревать.
Это сейчас почти в каждом доме имеются телефон, радио, телевизор; почту развозят поезда и самолеты, над планетой летают спутники связи. А когда-то вместо всего этого были голуби. За десятки и сотни верст несли они вести о торговых и хозяйственных делах, о событиях в других странах, о здоровье и чувствах близких людей, а также самые различные просьбы и наставления.
И все доставляли прямо в руки адресату.
Жителям древних Киева и Новгорода или того же Булгара 36 граммов серебра не казались чрезмерной платой за почтальона, приносящего такие бесценные послания.
Тем более что наши прапрапредки очень любили переписываться. Это подтверждают находки в древних пластах новгородской земли, из которых были извлечены обрывки множества берестяных посланий.
Вполне может быть, что этой своей любовью они были обязаны не только крылатым почтальонам, но и бересте. Если б им приходилось пользоваться не таким легчайшем писчим материалом, а как римлянам — телячей кожей, уж не говоря о шумерах и ассирийцах, которые писали на глиняных табличках, то вряд ли переписка была бы столь оживленной.
Если цена голубя на первый взгляд оказалась для меня неожиданной, то само его присутствие в старинном документе рядом с домашней живностью все же не вызвало у меня внутреннего протеста. В редком московском дворе не встречал я в мои детские годы голубятни.
Иное дело — журавль. Не то что в городе, но и на природе он встречался мне считаные разы.
Журавля нынче можно увидеть разве что в зоопарке. А еще — в сказке, где действует лиса. Обычно она бывает самой хитрой: и колобка ей удается обмануть, и волка. Только журавль оказывается не слабей ее умом. Конечно, ему неудобно есть размазанную по тарелке кашу, но ведь и лиса не может просунуть голову в кувшин с узким горлышком. Тот, кто придумал эту сказку, несомненно, питал к журавлю немалое уважение.
