— как, кстати, и во французском.
В русском же языке оно приняло несколько более узкое значение — только как склад ума, умонастроение, причем в преимущественном применении не к отдельной личности, а к группе людей, обычно к народу, нации. Так что выражение «наш менталитет» нередко употребляется вместо выражения «наш национальный характер». По сравнению с последним выражением, а также со словом «умонастроение» и словосочетанием «склад ума» слово «менталитет» имеет очевидные преимущества, так как те же самые понятия выражает более кратко, более резко, более целенаправленно.
В первые годы своего появления на страницах газет и журналов, на экранах телевизоров, на радио это слово вызывало к себе отрицательное отношение у языковых пуристов. У меня тоже. Я даже сочинил по этому поводу «чукотскую» частушку:
Но через какое-то время оно стало выскакивать у меня изо рта как-то само собой вместе с обычными словами.
Что же касается сути нашего менталитета, то в определенном отношении он характеризуется той легкостью, с какой подобные чужеродные словеса входят в нашу речь. Но если искать эту суть не в образованном слое русского народа, а во всем народе в целом, то тут, пожалуй, лучше обратиться к важнейшим понятиям, укорененным в русском языке. К такому, например, как работа, труд.
В русском языке слова рабочий и раб имеют один и тот же корень. Так же, как один и тот же корень наличествует в словах труд и трудно. Тогда как в английском рабочий — это
В Советском Союзе усердно работавшего человека стали называть «работяга» — словом, образованным по аналогии со словами бродяга, бедняга, коняга.
Наконец, об отношении к работе русского народа красноречиво свидетельствуют русские пословицы и поговорки: «От работы лошади дохнут»; «Работа не волк — в лес не убежит»; «Дураков работа любит»; «Работа не… — постоит и неделю».
При советской власти появилась еще одна: «Где бы ни работать, лишь бы не работать». Но было бы неверно за все эти филологические феномены предъявлять счет именно и только тоталитарному режиму СССР. Они укоренены глубоко в истории страны. Наиболее отчетливо об этом свидетельствует такой фундаментальный «вещдок», как неделя.
Где бы ни работать, только бы не работать… Вот и весь наш менталитет.
Как на ладони.
В березовом лесу
Очень интересным для меня оказалось наличие в русском и английском языках свидетельств того, что предки наших народов говорили на одном языке: день —
Особенно показательны слова с соседствующими коренными согласными
И берендеи (лесные духи?), возможно, сюда же. А вот некоторые английские слова с теми же согласными:
И говорили на одном языке, и жили в одном и том же месте — в березовом лесу, полном ягод и медведей.
А еще мне кажется подозрительным, что те же согласные бр входят в состав таких «ветреных», с северным оттенком, слов, как Борей, бореальный, буран, буря, бора (ураган в районе Новороссийска). С чего бы это?
Не оттого ли, что самые сильные ветры валили деревья, устраивали бурелом?
Пробирали насквозь?
Заставляли произносить: бррр?
Устная речь
Самое трудное для иностранца в зрелых годах не читать по-английски, не писать и даже не говорить, а понимать, что тебе говорят. Разница между нормативной речью и разговорной — не меньше, чем между каллиграфией и скорописью. Безударные звуки редуцируются, гласные становятся все на одно лицо, создается множество звуковых рефлексов — взаимовлияний соседствующих звуков, слова сливаются между собой, а попадая во фразеологические сочетания, принимают совсем иные значения. Уж не говорю о жаргоне. Поэтому выученный на пятерку в школе или вузе иностранный язык может служить лишь фундаментом, на котором еще предстоит выстроить пригодное для обитания жилище. Пятилетний ребенок может сделать это за неделю, десятилетний — за месяц, мужчина до тридцати лет и женщина до сорока — за год, человек пенсионного возраста, в лучшем случае, — лет за пять-шесть. В худшем же, в особенности это относится к мужчинам, чьи вербальные способности, как правило, хуже, чем у женщин, — не могут никогда.
Наилучшим способом постижения чужой речи служит, конечно, погружение в нее в процессе повседневной жизни, когда все слышимое функционально связано с теми или иными предметами и действиями и запоминается на уровне условного рефлекса. К сожалению, у меня такого полноценного