Умора! Настоящий артист! Они еще корчились от смеха, когда Яша вбежал в боковушку и, опрокинув ногой жестяную банку, яростно бросил в лужицу керосина горящий примус. И тотчас вспыхнуло пламя.
— Чтобы вы все сгорели, проклятые, все!
Но пожар не состоялся. Его сразу потушили. А мальчику скрутили руки. Парикмахеры поволокли его в милицию. Он отчаянно сопротивлялся, кричал, не закрывая рта, о том, как ненавидит их, о том, как желает им смерти. А в милиции так расшумелся, что дежурный, почесав затылок, сказал:
— А ну давай в КПЗ. Посидишь в камере, успокоишься. Вечером приедет начальник, нехай он сам с тобой разбирается…
В пустой комнате с решетками на окнах, которую дежурный назвал КПЗ, Яша действительно успокоился. Все равно никто не услышит. Так зачем же глотку драть? И еще он понял: хуже, чем в салоне у Ветроса, ему уже не будет. Плохо будет, но хуже нет. Не может быть хуже.
Это его успокоило. И сразу навалилась усталость, захотелось спать. Не думая уже о возможных последствиях своего поступка, Яша лег на ничем не покрытую койку и безмятежно уснул.
Вечером его разбудили.
— Ходи к начальнику. Давай, давай, не задерживай.
В кабинете начальника уже сидел Ветросов. Увидев Яшу, он вскочил и, брызгая слюной, завопил:
— Вот, полюбуйся! Погляди, какой разбойник! А глазищи!.. Так и режет, подлец, так и режет.
— Спокойно, — сказал начальник и кивнул Яше: — Садись.
Яша сел.
— Ну, выкладывай, герой, что натворил?
Яша сам уже знал, что никакой он не герой.
— Натворил, — тихо ответил Яша. — Я натворил, а вы наказывайте.
— За этим дело не станет, — обещал начальник. — А сейчас расскажи все по порядку. И только правду. Слышишь, только правду.
А Яше и самому не хотелось врать. Зачем ему врать? И он рассказал всю правду. Да, он хотел сжечь парикмахерскую. Вместе с хозяйкой, вместе с Ветросом и его подручными.
Услышав это признание, Ветросов снова вскочил:
— Вот видишь!
— Да помолчи ты, — начальник стукнул ладонью по столу и спросил Яшу:
— Значит, живьем хотел сжечь?
— Живьем, — подтвердил Яша.
— Зачем тебе это потребовалось?
— Чтобы они не жили на свете, чтобы не воняли, не портили воздух.
Начальник усмехнулся и покачал головой.
— Да ты, я вижу, фрукт.
— Я не фрукт, а человек, — возразил Яша.
Начальник посмотрел на Яшу с любопытством.
— Человек, говоришь? Ну что ж, посидишь в тюрьме, посмотрим, кто ты таков. Если человек — тюрьма тебе на пользу пойдет, а если…
— Какая тюрьма! — возмутился Ветросов. — Какая тюрьма его исправит?!
— А что прикажешь с ним делать? — спросил начальник.
— Расстрелять! — твердо сказал Ветросов.
— Кого расстрелять? — удивился начальник. — Вот этого хлопчика?
— «Хлопчика»… — Ветросов деланно рассмеялся. — Может, еще скажешь младенца? Бандюга он, вот кто! Убийца, поджигатель! К стенке его, подлеца, без разговора. По закону. Ты же сам всюду кричишь: «Перед законом все равны».
В Джанкое наизусть знали это любимое изречение начальника милиции. Знали также, что он всегда неуклонно действовал согласно этому правилу, по справедливости воздавая каждому, кто грешил против закона. Честно и справедливо действовал. Но Ветросов забыл, что начальник милиции нередко добавлял к этому честному и справедливому правилу не менее честное и справедливое продолжение. И начальник напомнил о нем Ветросову.
— Это верно, перед законом все равны, — сказал он. — Только в таком деле классовый подход нужен.
— Классовый подход! — взорвался Ветросов. — А когда мы с тобой в окопах вшей кормили, когда на Перекоп в атаку шли, чего ты мне тогда о классовом подходе не говорил? Чего тогда не говорил, спрашиваю?
— И тогда говорил, — спокойно сказал начальник. — Только ты все начисто забыл. Что верно, то верно: и в окопах мы с тобой лежали, и Перекоп штурмовали. Но тогда другой человек рядом со мной в атаки ходил. Другой… То был боец за рабочее дело, сын рабочего и сам рабочий. А сейчас я смотрю на тебя, Ветрос, во все глаза смотрю, и того бойца не вижу. Нет его. Да ты и сам про него забыл. Даже в светлые праздники ты про того бойца не вспоминаешь. Только когда финотдел прижимает, ты начинаешь размахивать инвалидной книжкой и кричишь: «Потише, братцы, не жмите так, я не чужой, я свой».
— Когда кровь проливать, тогда свой, а теперь…
— Не шуми, Ветрос. Я тебе правду говорю. Чего ж ты шумишь? Верно, тот Ветрос, боец, жизни своей не щадил, когда дрался за наше общее, справедливое дело. А сейчас ты за что дерешься? За что, спрашиваю тебя, борешься? Молчишь? Так я скажу. Ты за свое шкурное дело борешься. За свою кубышку. И за нее ты никого не пощадишь, любому глотку перегрызешь, любого к стенке поставишь: и брата, и свата, и друга, и старушку дряхлую, и пацана малолетнего. Никого не пощадишь. Сиди, сиди, не ершись! Раз уж пришлось, я тебе все скажу, по справедливости. Верно, на войне ты крови своей не пожалел, пролил ее за наше дело. Подтверждаю. Но сейчас ты чужую кровь сосешь и никак не насытишься.
— У кого это я кровь сосу?
— Хотя бы у этого хлопчика.
Ветросов руками всплеснул:
— Посмотрите на него! Глазам своим не верю. Да чтоб Советская власть бандюков защищала…
И тут начальник сорвался. Все время говорил спокойно, а тут закричал:
— Замолчи, гад! Не трожь Советскую власть. Слышишь, не трожь…
А Ветрос тоже во всю глотку:
— Не смей на меня кричать. Я на тебя жаловаться буду. Я в Симферополь поеду, в Москву. Да знаешь ты…
Начальник как-то вдруг успокоился. И совсем тихо сказал:
— Знаем, Ветрос, все знаем. Думаешь, не знаем, о чем ты в своем салоне с куркулями толкуешь? Как вы в один голос Советскую власть ругаете? И будь уверен, Ветрос… в свое время мы с тебя за это спросим. Да, спросим…
Ветрос сразу скис. По словам Яши, у него лицо такое стало, будто он со страху в штаны наделал.
Начальник повернулся к Яше, спросил:
— Какую они у тебя книгу испортили?
— «Овод».
— Про что это?
— Про смелого революционера, — сказал Яша. — Овод знаете какой смелый был и справедливый?.. Он за бедняков боролся против богачей и попов…
— Так, понятно, — мрачно проговорил начальник и неожиданно добавил: — Ты иди, хлопчик.
— Куда? — не понял Яша.
— Домой иди, отдыхай. Уже поздно.
— А тюрьма?
Начальник усмехнулся:
— В тюрьму и без тебя есть кого сажать. Еще немало гадов ходит по нашей земле. И каких гадов! Иди, иди… Нечего тебе здесь делать. А я тут с гражданином кое о чем потолкую.
Уже у дверей Яша услышал, как начальник сказал Ветросову:
