СУЛИС
Не распакованной осталась только синяя папка.
Она лежала на дне сумки, в скрытом отделении на молнии. Сулис в пижаме сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки. Солнечный свет из окна падал почти горизонтально, галки шумели в листве деревьев в центре Круга.
Она задумчиво смотрела на сумку, затем расстегнула молнию и вынула папку.
Зачем она хранит ее? Папка была с ней во всех переездах, в спальнях чужих домов, в квартирах многочисленных приемных родителей — везде. Теперь предстоит начать новую жизнь, а значит, пришло время избавиться от напоминаний о прошлом.
Вместо этого Сулис вытащила газетные вырезки и разложила их на одеяле.
Они потерлись на сгибах и смялись. Никто не знал, что Сулис хранит их. Двенадцать вырезок из разных газет, с одной и той же фотографией. Известной фотографией, сделанной газетным охотником за сенсациями.
Кудрявая рыжеволосая девочка лет семи вылезает из машины, вспышка застает ее врасплох, глаза округляются от неожиданности и удивления, маленькая ладонь крепко сжимает руку женщины в полицейской форме. На девочке полосатая кофта с капюшоном и брюки в розовый цветочек. Она кажется маленькой и тщедушной. Над фотографией надрывается заголовок:
«Таинственная смерть ребенка!
Что она увидела? Ужас на детской площадке.»
Сулис поднесла вырезку близко к глазам, затем медленно отвела руку, но ничего не изменилось: с фотографии на нее смотрела незнакомка.
Обычная полицейская машина. Машин было много, она успела забыть про них, но камеру помнила. Свет ударил в лицо, испугал ее, и женщина в форме — кажется, Джин, — рассвирепев, попыталась задержать фотографа, но он умчался на своем мотоцикле.
Наверняка заработал на снимке кучу денег.
Сулис подняла глаза и посмотрела в зеркало, которое Ханна повесила на стену спальни. В девушке, смотревшей из зеркала, было не узнать малышку на фотографии. Лицо утратило детскую припухлость, заострилось. Пристальный взгляд голубых глаз стал непроницаемым. Крашеные светлые волосы больше не вились, падая на плечи гладкими прядями. Девушка в зеркале ничем не отличалась от большинства своих сверстниц. Среднего роста и веса, в неброской одежде. Сулис тщательно выбирала ее, избегая открытых фасонов и ярких, кричащих тонов. Обычная школьница. Это была ее маскировка. Это была Сулис.
Она сложила вырезки в папку, застегнула молнию, спрятала сумку в шкаф, заперла дверцу и сунула ключ в карман. Ханна и Саймон трепетно относились к ее личной жизни. Это было ей внове.
— Новое лицо, новый дом, новая жизнь. Осталось раздобыть немного денег, — сказала Сулис своему отражению в зеркале.
Позже, сидя в маленькой, увешанной пучками трав кухне, она спокойно сказала, слизнув йогурт с ложки:
— Если вы не против, я хотела бы найти работу. Буду отдавать свою долю квартплаты.
Ее новые родители обменялись удивленными взглядами. Ханна, подливая кипяченое молоко в самодельные мюсли, осторожно заметила:
— Сулис, нам приятно это слышать, но нельзя забывать о твоей безопасности. Город кишит туристами отовсюду, в том числе с севера. Тебя могут узнать…
— Не узнают. Прошло десять лет. Я сама себя не узнаю.
— В твоем возрасте десять лет кажутся большим сроком. — Саймон отложил газету. — А для большинства из нас десять лет — все равно что вчера. К тому же мы не нуждаемся в деньгах. Мы оба работаем, и… — он тревожно посмотрел на Ханну, — мы получаем деньги от социальной службы на твое содержание.
— Неудивительно, — кивнула Сулис.
— Неудивительно?
— Ну да, я и не думала, что вы содержите меня на свои.
Не слишком ли грубо? Их оказалось так легко поймать врасплох. Саймон и Ханна не походили на ее предыдущих приемных родителей. Прямодушные идеалисты. Сулис смотрела на смущенного Саймона, который притворился, будто слушает радио. Передавали легкую классическую музыку. Сулис видела, как ранили Саймона ее слова. Не стоит давать ему повод для беспокойства.
— Дело не в деньгах, — сказала она. — В октябре я поступлю в университет. Я должна привыкнуть быть на виду, не бояться чужих. Должна научиться жить самостоятельно. Поэтому я сюда и приехала. К тому времени, как мне исполнится восемнадцать, я хочу обрести уверенность в себе.
Ханна села за стол рядом с ней.
— А ты уверена, что готова?
— Я не боюсь трудностей.
— О какой работе ты говоришь?
Сулис положила ложку на тарелку.
— Официантки. Продавщицы. Что-нибудь временное, до начала семестра. Какое-нибудь тихое место. Наверняка в сезон здесь хватает вакансий.
Ханна молча смотрела на Саймона. Кухню заполнили звуки фортепиано.
— Что ж, думаю, нужно посоветоваться с… с социальной службой.
Сулис пожала плечами.
— Вот и славно. — Ханна сцепила пальцы. — И если они согласятся, я поговорю с одной знакомой. Она работает на водах и посещает мои занятия йогой. Только вчера она пожаловалась, что одна девушка их подвела. Я могла бы разузнать подробнее…
— На водах? — удивилась Сулис. — Я стану спасателем?
В кухне повисло смущенное молчание.
— Нет, — сказал Саймон, а Ханна нервно рассмеялась. — Речь идет о горячих источниках, римских термах. Это музей, Сулис.
— А, ясно.
— Их называют «Воды Сулис». — Саймон свернул газету, подошел к двери, открыл ее и встал на пороге. В дверном проеме была видна огромная гостиная, чертежная доска у высокого окна, ветер шевелил прозрачные занавески. — Посмотрим, что скажет Элисон.
— Хорошо. — Сулис посмотрела на Саймона и улыбнулась. — Пусть не думают, что мы оставим их в
