извиняющимся тоном говорит худощавый Стив. — И еще у меня акцент. Сразу видно, что я — американ.
— Американец, — смеется Мири. — «Американ» звучит как «орангутан».
— Что такое «орангутан»? — интересуется Стив.
Хана открывает глаза.
— Стив, орангутан — это такая обезьяна, — говорит она и закрывает их снова.
— Большая? — интересуется Стив.
Мири задумывается.
— Да, довольно-таки большая.
— Тогда ладно, — соглашается Стив. — В конце концов, все мы более или менее большие обезьяны.
— Я — нет! — Мири встряхивает пышными волосами.
— Ты — маленькая обезьяна, — не спорит Стив. — И хорошенькая.
Мири меряет Хане давление и делает укол.
— Боли с утра ослабевали? — спрашивает она вполголоса у Стива.
— Нет, — говорит Стив прежним извиняющимся тоном. — И обезболивающего осталась последняя ампула.
— Я скажу врачу.
Мири выкатывает тележку. Стив смотрит на часы и наклоняется к лежащей Хане.
— Хана… Мне пора.
Хана опять открывает глаза.
— Ты так часто сюда приходишь, Стив. Ты устал.
— Я не устал, — протестует Стив. — Это не работа — приходить и читать тебе английский детектив. Это удовольствие. Кайф.
— Тоже мне кайф — сидеть с умирающей старухой.
— Хана, перестань. Когда ты станешь умирающей старухой, я приду и скажу тебе об этом. А пока ты просто болеешь, в этом нет никаких трагик.
— Трагедий.
— Трагедий тоже нет.
Мири катит тележку по коридору. Нили идет за ней.
— Мири, а этот американец — кто он нашей Хане? Она же не американка.
— Приемный сын, — машинально отвечает Мири, занятая своими мыслями.
— Как интересно! — изумляется Нили. — Он сирота?
Мири качает головой. Волосы у нее снова растрепались.
— Нет, просто, когда ему было семнадцать лет, он приехал один учиться и жить в Израиль. Это было в семьдесят втором году. Вся его семья осталась в Америке, а Хана с мужем жили в кибуце и стали ему «усыновляющей семьей». Ты же понимаешь, когда парень один живет в стране, это тяжело. Ему некуда ездить на субботу из университета и все такое. Стив ездил к Хане. Вот так и ездит, как видишь, до сих пор.
— А другие родственники у нее есть?
— Муж умер, есть сестра. Да ты ее видела — Мириам.
— Это та, что все время рыдает, что ли? — неодобрительно уточняет Нили. — Та зануда?
— Родственники разные бывают, — уклончиво отвечает Мири. — Ты укол Шварцман делала?
— Которой? Доре делала, Гите нет.
— Пойди сделай. Надо до пяти.
— Слушай, а почему у них одна фамилия, у Доры и у Гиты? Родственницы?
— Да нет, просто однофамилицы. Они, по-моему, даже не знакомы. Ты идешь?
— Иду, иду, — отмахивается Нили, оставаясь на месте.
Стив держит Хану за руку, прощаясь.
— В следующий раз я испеку ореховый пирог. Такой, как ты любишь. Может, ты хоть тогда повеселеешь.
— Необязательно тебе так напрягаться, — устало говорит Хана. — Необязательно печь мне пироги.
— Обязательно, — упрямится Стив. — Я обещаю.
— Не обещай, — требует Хана. — Ничего не обещай. Вдруг у тебя не выйдет на этой неделе, а на следующей я уже умру?
— Обещаю, — настаивает Стив. — Придется тебе не умирать до следующей недели.
— Я не могу тебе этого обещать. Поэтому и ты не обещай мне ничего.
— Обещаю, — повторяет Стив. — И не говори глупостей, — говорит он с порога и быстро выходит.
— Как ты думаешь, сколько ей осталось? — шепотом спрашивает Нили у доктора Фаины, делающей записи в журнале за стойкой.
— Нили, пойди сделай укол Гите Шварцман, — громко говорит Фаина. — До свиданья, Стив.
— До свиданья, доктор, — отвечает Стив.
— Завтра придешь?
— Завтра нет. Завтра очередь Мириам. Я приду послезавтра и принесу ореховый пирог.
— Ты умеешь печь пироги? — восхищается Нили. Ей нравится Стив.
— Да, — он приветливо улыбается. — А еще — стирать белье, гладить брюки и стрелять в цель.
— Звучит как реклама. Собираешься сделать мне предложение? — хихикает Нили.
