— Богоподобная госпожа, зачем меня похитили? — завела прежнюю песню женщина. — Четверо мужчин явились ко мне в дом и заявили, что визирь приказал доставить меня в Уасет. Они побросали мои вещи в корзину и поволокли меня в лодку, не дав даже попрощаться с друзьями…
— Всему виной твой язык, женщина, — ответила Туи. — Вот уже пять лет ты распространяешь крамольные басни о существовании принца, который, если верить тебе, является истинным повелителем Земли Хора, хотя на самом деле наша земля процветает под благословенным светом воплощенного божества, царя Рамсеса…
— Но принц существует! — прервала ее кормилица. — Разве визирь не видел его своими глазами?
Похоже, в Хет-Ка-Птахе у молвы быстрые ноги… А может, сами жрецы рассказали Незер-Мут о приезде визиря? Или это сделал маленький Птахмос? Как бы то ни было, тесная связь между этой женщиной и храмом была доказана.
— Существование мальчика не является поводом для опрометчивой болтовни, — отрезала Туи.
— Какой болтовни? — взвизгнула Незер-Мут. — Моя богоподобная госпожа умерла в нищете, ее сын живет благодаря милосердию жрецов, а сама я попрошайничаю на рынке!
— Значит, моя новость тебя обрадует. Справедливость восторжествовала, и отныне ты будешь жить в этих стенах. Молчание станет твоим лучшим союзником.
Незер-Мут поняла: это приговор. Она получает кров и стол, но взамен ее просят заткнуться.
— А Птахмос? — вскричала она. — Что станет с потомком богов?
— Мы подумаем, — ответила Туи. — Отведите эту женщину в предназначенную ей комнату во Дворце Женщин, — приказала она, вставая.
Па-Рамессу был убежден: пройдет совсем немного времени — и кормилица найдет способ связаться с Хорамесом.
Вопрос о будущем Птахмоса оставался открытым. Но как, Ваал бы все побрал, его можно решить?
Прошло больше двух месяцев со дня коронации Рамсеса Менпехтира. Гигантская административная машина заработала с еще большей эффективностью, чем при Хоремхебе. Члены семьи Сети понемногу вошли в курс дела и каждый вечер стали получать точнейшие сведения о том, что происходит в стране и за ее пределами. Перед армией была поставлена задача вразумить неугомонные соседние народы — всех этих жителей Хару, Джахи, Описа и Фенху[11], на востоке и на западе, не говоря уже о техену, шардана[12], шасу, апиру и народах страны Куш, которые сочли смерть предыдущего фараона подходящим поводом для восстаний и разбойных набегов. Кое-кто даже отказался платить египетскому царю дань. Предполагалось, что в результате нескольких военных кампаний порядок будет наведен.
Сети по нескольку дней не бывал дома, лично наблюдая за тем, как сносят с лица земли или захватывают крепости, которые эти наглецы осмелились построить.
— Когда ты достигнешь возраста благоразумия, — сказал он как-то Па-Семоссу, — я буду брать тебя с собой. Посмотрим, настолько ли ты хороший стрелок, как говорят твои учителя.
Что до Па-Рамессу, то ему предстояло прожить еще пять лет, прежде чем получить право заслужить воинские почести.
Что касается внутренней политики, Рамсес поставил перед сыном две задачи: во-первых, не допустить формирования личных военных отрядов, как те, опираясь на которые, правители провинций открыто выступали против власти Аменхотепа IV, взявшего затем имя Эхнатон. Во-вторых, следовало расширить и украсить храм Амона в Карнаке, тем самым давая понять жречеству, что извечный порядок вещей восстановлен и оказывать поддержку кому-либо из номархов с их стороны было бы весьма опрометчиво. Эти задачи были накрепко связаны между собой, и если бы некоторые правители стали демонстрировать свое расположение номархам и прочим наместникам, Рамсес сделал бы ставку на жрецов и их писцов, ведь только они могли ослабить позиции знати. Священнослужители и управители больших и малых храмов обычно поддерживали тесные контакты с магами и счетоводами из свиты крупных собственников и потому были в курсе даже самых незначительных интриг и перипетий, происходящих в округе, — от споров о наследстве и соперничества купцов на рынке до серьезных преступлений, таких как кража или убийство.
Не имея возможности поговорить с отцом, однажды утром Па-Рамессу пришел в покои матери, чтобы поделиться с ней своими сомнениями. Тийи в соседней гардеробной обсуждала с мастерицей, как плиссировать ткань. С террасы в помещение проникал ветер, надувая занавески и развеивая остатки аромата сгоревших в жаровне благовоний. Ничто не мешало Па-Рамессу спокойно поговорить о том, что его тревожило.
— Какое будущее ждет Птахмоса? — спросил он у матери срывающимся от волнения голосом.
— Почему судьба этого мальчика беспокоит тебя?
— Матушка, если он заявит свои права на престол, то отодвинет меня.
— Заявить свои права он сможет только с одобрения твоего божественного деда. И вообще, по- моему, тебе еще рано думать о своих правах, — сказала Туи, иронично улыбнувшись.
— Но почему ты не рассказываешь мне, чем закончилось дело?
Туи вздохнула.
— Твой дед попросил жрецов передать мальчика на попечение твоему отцу. Верховный жрец Хупер- Птах ответил, что полюбил мальчика, как собственного сына, и не может без серьезной на то причины нарушить свое обещание воспитать его. По его мнению, только настоящий отец ребенка может потребовать передать Птахмоса под его опеку, но поскольку он солдат и его жизнь постоянно подвергается опасности, мальчик в очередной раз может остаться сиротой. Так что, как видишь, дело непростое, и ни ты, ни твой отец, ни я не сумеем справиться с этим лучше, чем фараон.
Па-Рамессу нахмурился. Этот загадочный соперник, которого он имел возможность увидеть в Хет-Ка- Птахе, в его воображении превращался в чудовище.
— Значит, мальчик и вправду важная фигура, раз Верховный жрец противится решению фараона?
— Ты еще слишком мал, чтобы рассуждать о таких вещах, — заметила Туи. В голосе ее прозвучало удивление, граничащее с восхищением.
Вошла служанка и добавила в жаровню благовоний.
— Послушай меня и попытайся уяснить: если мы дадим жрецам понять, что считаем Птахмоса значительной фигурой, их надежды, которые они связывают с мальчиком, и их аппетиты только возрастут.
— Но чего добиваются жрецы?
— Власти, как и все люди, Па-Рамессу. Как и ты сам. Они хотят использовать Птахмоса, чтобы оказывать влияние на твоего деда.
— Я уверен, они собираются сделать из него фараона!
— Со временем мы узнаем, так ли это. Придется подождать, — сказала Туи и погладила сына по плечу. — Пока же жрецы Птаха пытаются получить привилегии, сравнимые с теми, которыми наделены жрецы Амона.
Ее доводы не развеяли тревогу Па-Рамессу. Мальчику казалось, что его хотят лишить чего-то, что принадлежит ему по праву. Предчувствие его не обмануло — ситуация с Птахмосом становилась опасной, настолько опасной, что он мог лишиться перспективы обрести власть.
Но нет, он не позволит себя обойти! Кто угодно, только не он. Мать ушла в гардеробную, куда ее позвали, чтобы выяснить что-то насчет глажки все той же плиссировки. Оставшись один, мальчик погрузился в размышления. Выйдя на террасу, он стал смотреть на Великую Реку, по которой лениво скользили барки, похожие на рог с заостренными концами.
Он обязательно что-нибудь предпримет. Что именно? Пока Па-Рамессу этого не знал.
