и что за всем этим кроется. Теперь, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, нужно сделать так, чтобы черепок попал по назначению. Как быть?
— Я подброшу его в коридор. Служанка наверняка вернется, чтобы найти его.
В коридоре было пусто. Па-Рамессу положил черепок в угол и юркнул в свою комнату. Не прошло и минуты, как его уши уловили звук шагов. Мальчик отодвинул занавеску, отделявшую его спальню от коридора: рабыня, которую он видел в подвале Дворца Женщин, подметала пол; он отпустил занавеску, боясь быть замеченным; по едва слышному восклицанию он догадался, что она нашла драгоценный черепок. Мгновение — и коридор опустел.
Сияющий Па-Рамессу сообщил об этом матери.
В баню Птахмос пришел явно чем-то расстроенный, но Па-Рамессу не стал ни о чем его спрашивать.
После ужина Тийи предложила Птахмосу поиграть в змею[16], и он, несмотря на плохое настроение, согласился. Воспользовавшись моментом, Туи увела супруга и сына на террасу, где и рассказала Сети о находке Па-Рамессу.
— Мы собрали трех главных действующих лиц этой истории в одном месте, — сказала она. — Нет оснований полагать, что эта кормилица, Незер-Мут, перестанет плести интриги. Старухи только тем и занимаются, что строят кому-нибудь козни. Мы не знаем, каковы ее цели, но в покое она нас не оставит!
— Единственная возможность понять ее устремления — это прочитать их предыдущие послания, — ответил на это Сети. — Но, думаю, это невозможно. Да и что бы от этого изменилось? Мой божественный отец считает, что Птахмос, живущий в лоне нашей семьи, представляет меньшую опасность, и я полагаю, что он прав.
— Но ведь интрига раскручивается вовсю, и, как мне кажется, она затрагивает интересы династии, — заметила Туи. — Ты не хочешь знать, что они задумали?
Сети пожал плечами.
— Я и так знаю. Незер-Мут готова на что угодно, лишь бы все вокруг узнали, что у Птахмоса есть права на корону. Возможно, женщину поддерживают некоторые жрецы в Хет-Ка-Птахе, а может, и священнослужители других храмов. Она рассчитывает разбудить в Хорамесе честолюбие, надеясь, что он привлечет на свою сторону какую-то часть солдат и офицеров. Но этого не будет: армия предана фараону.
— Значит, ты ничего не станешь делать, отец? — спросил удивленный Па-Рамессу.
— Нет. Нельзя показывать, что эта их возня нас всерьез беспокоит, они как раз этого и добиваются. Хорамес вот уже две недели в Фенху и вернется не раньше, чем через три недели. За это время я решу, как быть с ним. А вот Незер-Мут я отправлю куда подальше, здесь из-за нее слишком много хлопот. Ты же сделай вид, что понятия не имеешь, что происходит, — сказал он сыну. — Принц никогда не должен показывать, что опасается соперника. Ничто не унижает так, как обходительность и уважительное отношение со стороны человека, которого ты желаешь убрать со своего пути! Будь достоин благодати Амона, который сделал тебя принцем!
Урок остался в памяти Па-Рамессу, как оттиск печати на расплавленном сургуче. Он не решился передать отцу дерзкие слова из послания Птахмоса: «…Молю Атона…» Внук фараона, поклонявшегося солнцу… Неужели он разделяет прискорбные заблуждения Эхнатона? Уже одного этого было достаточно, чтобы опорочить Птахмоса в глазах отца, но Па-Рамессу решил подождать с новыми обвинениями, чтобы не сочли, что все это он делает как лицо заинтересованное.
На следующий день, ближе к вечеру, Сети привел супругу и сына в свою рабочую комнату и с улыбкой указал на стоявшую на столе шкатулку. Когда он открыл ее, Туи и Па-Рамессу с любопытством заглянули внутрь и увидели дюжину
— Читайте, — сказал он.
«Твой божественный сын будет жить в семье визиря», — было начертано на одном. «Я сообщила твоему божественному сыну, что ты живешь при царских конюшнях», — гласил другой. «Твой божественный сын недоумевает, почему ты ему не пишешь. Ты можешь передать ему послание со служанкой, которая принесла тебе это письмо», — значилось на третьем. «Неужели судьба твоего божественного сына тебе безразлична? Ты ни разу мне не ответил», — упрекал четвертый.
Туи с недоумением посмотрела на улыбающегося супруга.
— Все это кажется тебе забавным?
— Именно! У Хорамеса хватило ума не отвечать на ее провокации! Но теперь козням Незер-Мут конец: сегодня днем я поручил доверенным людям отвезти ее к границе Верхнего Египта.
И Сети закрыл крышку шкатулки.
Па-Рамессу с восторгом смотрел на отца. Отец продемонстрировал достоинство и решительность. Этот урок тоже не прошел для мальчика даром.
Этой ночью Птахмос спал плохо. Причиной тому, вероятнее всего, было отсутствие известий от Незер-Мут. Мальчик так метался во сне, что Па-Рамессу ушел спать в другую комнату.
Утром Птахмос пришел к нему, лицо его было помятым. Па-Рамессу приветствовал его лучезарной улыбкой.
— Ты оставил меня одного сегодня ночью!
— Ты ворочался, пока не столкнул меня с кровати.
— Мне снились плохие сны.
— Я должен был остаться и ждать, чтобы они и мне приснились?
Па-Рамессу был почти на год младше Птахмоса, однако интуитивно он осознавал, сколь ничтожны терзания маленького мальчика по сравнению с судьбой династии. Они сели завтракать. Слуги подали миндальное молоко, фрукты и лепешки с медом. Птахмос время от времени угрюмо посматривал на Па- Рамессу, как если бы считал его виноватым в своих горестях.
— Что ты обо мне знаешь? — спросил он наконец.
Чтобы вот так взять быка за рога, требовалась немалая храбрость.
— А что я должен знать?
— Ты никогда не задавался вопросом, почему меня взяли в вашу семью и почему я занял место твоего покойного брата?
— Ты — сирота, потомок древней царской семьи. Мои родители пожалели тебя и усыновили. Что еще я должен знать?
Превосходство, которым было проникнуто это простое объяснение, было равнозначно призыву к порядку; ответ Па-Рамессу означал: «У тебя нет никаких прав, ты существуешь лишь благодаря милосердию моих родственников».
— Я — родовитый принц.
Какое тщеславие! Па-Рамессу съел плод смоквы и взял еще один.
— Я за тебя рад, — отозвался он. — Но этой страной правит мой божественный дед.
— И я когда-нибудь буду править.
— После моего отца — может быть, — заметил Па-Рамессу с безмятежной и в то же время ироничной улыбкой. — И если найдется женщина из моего рода, которая захочет выйти за тебя замуж.
Он встал, сохраняя спокойное выражение лица. Птахмос метал в него сердитые взгляды. Так Па- Рамессу получил возможность убедиться, что непринужденность — его лучшее оружие.
— Нас ждут в
Второй призыв к порядку. Притязания Птахмоса не освобождают его от обязанности посещать школу. Па-Рамессу не стал ждать и вышел первым. Перемирие было нарушено.
Этот эпизод дал толчок изменениям характера Птахмоса к худшему. Он был робок — стал грубым, был сдержанным — стал угрюмым. Тийи заметила это первой: ее доброжелательность наткнулась на стену мрачного, надменного безразличия.
«Из твоих ниток полотна не соткать» — это простонародное выражение, показывающее пренебрежение говорящего к способностям собеседника, она услышала от него как-то вечером после ужина.
