Пасар не ответил; он не раз слышал от отца, что культ Амона власть имущие использовали в своих целях, и придет время, когда это ярмо будет сброшено.
— Заняв место твоего отца, — продолжил Небамон, — Рамсес восторжествовал над многими.
— Но над кем?
— Над теми, кто упрекал его самого и его предков в том, что в их жилах не течет царская кровь.
— И теперь он сам станет Верховным жрецом?
— Разумеется нет. Это был блестящий ход, символический акт. Хотя все это только мои предположения.
А звезды сияли как никогда ярко в ясном ночном небе. Быть может, там, в вышине, Сет, чьи рыжие волосы развевал ветер, продолжал сеять в мире вред и разрушения.
Как обычно в дни праздника Опет, во всей стране царило приподнятое настроение. По приказу фараона вокруг храмов установили сотни столов с кушаньями и напитками, и каждый желающий мог взять себе сколько угодно лепешек, сыра, гусятины, утятины, рыбы, причем повара готовили все это на глазах у толпы. В чаши и кубки, которые гости праздника приносили с собой, щедрым потоком лилось молоко, пиво и легкое вино. Там же выставили и мешки с чечевицей, смесью пшеницы и ржи и бобами, которыми каждый желающий мог наполнить свою суму.
Подданные досыта наедались и напивались за счет фараона, но это никого не смущало, потому что все эти люди работали на его землях, обязанных своим плодородием Великой Реке. Постепенно развязывались языки, и в этом году главной, если не единственной темой разговоров была невообразимая выходка Рамсеса.
— И что теперь будет? Он станет Верховным жрецом Амона?
— Скорее уж Верховным жрецом Сета!
— Хотел бы я посмотреть на мины жрецов!
— Говорят, им пришлось подсказывать ему текст хвалебной речи. Мне рассказал об этом один из служек храма.
— Наверное, им пришлось немало потрудиться, подсказывая ему, куда идти и что делать!
— Но зачем ему это?
— Дворцовые слуги говорят, что он терпеть не мог Небнетеру.
— Но ведь он был отцом его визиря Пасара!
— А может, он решил упразднить культ Амона?
— Это немыслимо… Если так, он бы не стал сам проводить церемонию!
— Но кто бы мог подумать!..
— Моя мать всегда говорила, что от рыжих добра не жди.
— Да, он настоящий сын Сета.
— Не Сета, а Сети.
— И того и другого!
Собеседник прыснул.
— Вино в этом году мутноватое, — сказал он.
— Даровое вино плохим не бывает. А скажи-ка мне, чем кончилось твое дело с разводом?
— Я отдал ей ее корову и десять серебряных колец. Она вернулась к своему отцу.
— А твоя дочь?
— Она ушла с матерью.
— И теперь ты остался один?
— Мой отец верно подметил: «Я никогда не видел, чтобы баран дольше одного дня оставался один на лугу!»
На следующий день, как и было условлено, царская семья отправилась в храм Мина, итифаллического бога-покровителя жатвы. Не его ли неиссякаемым семенем оплодотворяется земля? Разве можно праздновать разлив реки, не воздавая ему хвалу?
— Интересно, что еще он задумал? — прошептал Пасар на ухо Небамону.
— А почему ты думаешь, что он что-то задумал?
— Разве ты не заметил, что Вторая Царская супруга сегодня отсутствует?
Небамон присмотрелся к веренице носилок. Со спины он узнал Рамсеса и Нефертари, за которыми следовали носители опахал, принца Именхерунемефа, который сидел на носилках один и растерянно смотрел по сторонам. За ними несли носилки с остальными членами царского семейства: Туи, тоже одна, следом за ней четверо детей и, наконец, Тийи и Тиа. Исинофрет среди них не было.
— Что бы это могло означать? — пробормотал озадаченный Небамон.
Удивление присутствующих возросло, когда царственные супруги вместе вошли в храм. Удивление читалось и на лице Верховного жреца: по протоколу только фараон мог войти в храм мужественности. Потом возникла непонятная суматоха, церемония все никак не начиналась. После того как Именемипет и первый придворный передали Верховному жрецу Мина указания, тот остолбенел. Жрецы заметались по залу. Через несколько минут зрители в первых рядах поняли причину их смятения: рядом с троном государя установили еще один трон.
Что за новая блажь посетила Рамсеса?
Туи, стоявшая в первом ряду вместе со старшим внуком, сохраняла невозмутимость. Но глаза ее блестели, а на губах играла легкая улыбка.
Наконец началась церемония. Ее цель состояла в том, чтобы отождествить государя с божеством и в очередной раз признать его власть божественной. В ходе первого ритуала фараон должен был совершить жертвоприношение — излить молоко и вино на алтарь бога. Мужской орган его золотого изваяния красноречиво вздымался под длинной туникой. Мин всегда пребывал в состоянии полового возбуждения, ведь если его член упадет, Вселенная рухнет в тартарары. Но протокол снова был нарушен: Рамсес протянул кувшин с вином Нефертари, оставив себе молоко. Они одновременно вылили вино и молоко на алтарь на глазах у обескураженного Верховного жреца. Потом Рамсес возложил на алтарь пучок колосьев, а Нефертари — гроздь винограда. Верховный жрец начал восхвалять бога, чья любовная мощь порождает жизнь и чьи благодеяния воплощаются в плодотворном союзе божественного государя и его божественной супруги. Было очевидно, что текст ему приходится придумывать на ходу. Торжественно объявив о том, что в очередной раз Мином подарены государю царственность и могущество, Верховный жрец возложил Рамсесу на голову красную корону Верхнего Египта, а другой жрец, ко всеобщему изумлению, в это время помогал Нефертари облачиться в красный наряд, подтверждавший ее статус повелительницы Верхнего Египта. Затем супруги сели на свои троны, а жрецы снова принялись восхвалять царственную чету.
Такого еще не бывало.
Туи наклонилась к старшему внуку Именхерунемефу и что-то ему сказала. В следующее мгновение мальчик опустился на колени перед своими родителями, хотя, возможно, еще не понимал, что его мать отныне стала божеством, как и его отец.
Пасар и Небамон переглянулись.
Глава 23
Утонченная и жестокая месть
Третий день оказался утомительным: Рамсес готовился к разговору с оракулом. Фараону предстояло утвердить преемника Верховного жреца Небнетеру. Но утвердить не значило выбрать. Только пророчествующий глас, который временами раздавался под сводами храма после захода солнца, был наделен властью выбирать; так было всегда, и ни один фараон, даже такой, как Рамсес, не мог ничего изменить.
Хотя это еще как посмотреть…
Утром состоялся Совет, на который пригласили только визирей Небамона и Пасара; оба принесли с
