собой по маленькому мешочку и положили их на стол. Втроем они собрались первый раз после смерти Небнетеру.
— Прими мои соболезнования, — сказал Рамсес, кладя руку на плечо Пасара.
— Сочувствие моего повелителя бальзамом пролилось на мое сердце.
— Потерять отца — горе для любого, но, если отец был человеком выдающимся, это двойная боль.
Соболезнования, потом посмертные восхваления — Рамсес знал правила хорошего тона. Разве мог Пасар ожидать большего? Сердце его смягчилось.
Рамсес, вытянув ноги, спросил:
— И чей же голос раздается в храме?
Дерзкий вопрос… Небамон улыбнулся.
— Голос человека, который говорит в длинную трубу, твое величество. Решение принимает царь, посоветовавшись со своими приближенными.
— Я вас слушаю.
Небамон развязал свой мешочек и высыпал содержимое на стол —
— Его величество знает, что культ Амона главенствует в нашей стране, — начал Небамон, — а значит, Верховный жрец должен быть человеком опытным. Исходя из этих соображений, мы с Пасаром выбрали одиннадцать кандидатов не моложе сорока лет.
— И все они признают культ Амона? — спросил Рамсес.
— Большинство, твое величество.
— То бишь все они друг друга знают?
— Да, твое величество, — ответил слегка обескураженный Небамон.
Он стал читать имена и названия храмов, в которых служили эти жрецы. Рамсес какое-то время пребывал в задумчивости.
— Полагаю, у вас есть конкретное предложение?
— Да, твое величество, есть, — ответил Пасар. — Мы думаем, что Ахапи, жрец храма Хнума, обладает наибольшим опытом.
— Ахапи — жрец Амона, не так ли?
— Да, твое величество.
Рамсес выпрямился на троне.
— Меня это не устраивает. Я назначаю Небуненефа.
На лицах визирей отразилось удивление. Названный фараоном жрец служил в храме Хатор в Дендере — древнем городе, затерянном в пустыне; опыта в государственных делах у него было, скорее всего, не больше, чем у мыши.
— Жрецы Амона давно стали этаким сословием, подобно бальзамировщикам, — мрачно произнес Рамсес, — однако, в отличие от последних, предпочитают это скрывать. Они все знакомы друг с другом и полагают, что являются самым привилегированным сословием в государстве. Они пользуются своим влиянием, отстаивая свои интересы.
Фараон выдержал паузу. Когда до Пасара дошел смысл сказанного, суть первого неординарного поступка повелителя открылась перед ним: заняв место Верховного жреца, его отца, Рамсес дал понять жречеству, что царская власть первична в этой стране. Это был очередной шаг к ранее намеченной цели.
— На Небуненефа они не смогут повлиять, и именно поэтому я выбрал его, — заключил Рамсес.
Решение было принято, и толку от споров было бы столько же, сколько от попыток заставить солнце садиться позже.
Жрецов уведомили, что этим же вечером Небамон придет в храм Амона побеседовать с оракулом. Разумеется, жрецы поняли, что выбор уже сделан. Когда стемнело, сопровождаемый наместниками и писцами визирь предстал перед освещенной факелами статуей божества. Тени плясали на позолоченном теле Амона, создавая иллюзию жизни. Быть может, он дышал, быть может, прищуривался или даже улыбался…
Небамон разложил подарки, встал на колени, коснулся лбом земли, поднялся, чтобы поцеловать ноги бога, потом, раскинув руки, торжественно вопросил:
— О бог, наделенный бесконечной мудростью, прошу твоего совета от имени всех, кто почитает тебя, а их столь же много, как и звезд на небе! О великий отец нашего божественного царя, скажи, кто наиболее достоин чести стать твоим Верховным жрецом?
В глазах расположившихся по обе стороны от алтаря в напоенной ароматом благовоний темноте писцов и жрецов плясали отблески пламени факелов. Небамон замер, обратив взор на лицо статуи, потом снова опустился на колени, потом встал.
Через мгновение под сводами храма разнесся замогильный голос.
— Небуненеф! — провозгласил он. Замогильным ли он был или торжественным, каждый, кто услышал его, решал для себя сам.
— Слава тебе, о всеведущий бог, в твоем священном жилище! Слава тебе, о Незримый и Вечносущий! — воскликнул Небамон.
Хор из голосов жрецов и писцов подхватил славословие. Небамон снова поклонился, затем повернулся к жрецам и приказал завтра же, на рассвете, послать человека за Небуненефом в храм Хатор, который находился в двух днях пути верхом.
С подлогом все, как обычно, прошло гладко.
Никто не сомневался, что Небуненеф будет преданно служить всемогущему Усермаатра. Он прибыл через три дня, в двадцать третий день третьего месяца сезона ахет и сразу же попал в руки прислужников храма. Его помыли и проводили в царскую резиденцию, где собрался Совет тридцати. Небуненеф оказался мужчиной плотного телосложения, которого сорок прожитых лет и пески пустыни отполировали так гладко, как ювелир полирует драгоценный камень. Полчаса ушло на приветствия и предписанные протоколом ритуалы, потом вновь избранный Верховный жрец Амона обратился с краткой речью к монарху.
— Тебя избрал бог, — сказал ему Рамсес. — Служи ему, ибо такова была его воля. Твои знания и опыт помогут тебе в этом наилучшим образом.
Никто не осмелился заметить вслух, что фараон, вне всяких сомнений, видит Небуненефа в первый раз, а значит, может судить о его способностях только с чужих слов, однако же никто и никогда не рассказывал Рамсесу о том, кто ныне занял столь значимый в государственной иерархии пост.
Далее государь объявил, что Верховным жрецом в храме Хатор станет сын Небуненефа. Последнему он передал два перстня-печатки и трость из электрума — символы его новых обязанностей, ибо отныне он становился управителем Двойного дома серебра и золота, управителем Двойного зернового амбара, начальником работ и главой всех профессиональных объединений Уасета. Затем нового Верховного жреца препроводили в храм. Там на него надели просторное церемониальное одеяние с широкими плиссированными рукавами, после чего Небуненеф снова вернулся во дворец, чтобы благословить и восславить монарха.
Этот не поддастся мятежным настроениям…
Но время вернуться в Уасет для него еще не пришло. На следующий день Рамсес призвал Небуненефа во дворец. На аудиенции присутствовала также царица-мать Туи.
— Поскольку ты теперь наделен властью, — начал он без всяких околичностей, — поручаю тебе воплотить в жизнь две мои давние задумки. Во-первых, я хочу, чтобы храм украсили двумя изваяниями — моим и моей Первой супруги.
Небуненеф кивнул.
— Во-вторых, я хочу построить храм во славу моего божественного отца.
Небуненеф склонил голову еще ниже.
— Сыновняя любовь есть древо небесной гармонии, — провозгласил он. — Твое желание радует сердца богов.
— Еще я хочу увековечить память о моих предках.
