ГОРДОН ЛОНСДЕЙЛ: МОЯ ПРОФЕССИЯ — РАЗВЕДЧИК

адресов, кличек, паролей, сигналов и много другого. Даже при хорошей памяти это трудно, поэтому, вырабатывая условия связи, опытный разведчик всегда прибегает к мнемоническим приемам, облегчая себе запоминание. В данном случае я избрал сочетание дня и месяца моего рождения.

Набрав номер, я наконец услышал тихий голос Джилиан. Я спросил, не пойдет ли она на концерт знаменитого русского скрипача со странной фамилией Острич?

Джин тихо засмеялась:

— Конечно, если Острич — это знаменитый Ойстрах.

Я и не сомневался, что предложение будет принято. Мы договорились о встрече...

Интервью с героем книги

— Судя по неторопливому рассказу, Конон Трофимович, в вашей основной работе наступило относительное затишье?

— Вживание в «образ» тоже требовало немалых усилий. Но того, что вы назвали «затишьем», не было — приходилось считать не дни, а часы и даже минуты.

— Пригодился ли вам ваш московский студенческий опыт?

— Только относительно... Дело в том, что учебное заведение в Лондоне, где я проходил «курс наук», было весьма своеобразным. И учились в нем люди, которых только при большом воображении можно назвать студентами. Об этом стоит рассказать подробнее.

— Согласны — посвятим вашим «однокашникам» следующую главу. А пока вот о чем... Вы не опасались, что однажды вам встретится человек, который догадается, что вы — не Гордон Лонсдейл?

— В жизни, конечно, случаются разные встречи, в том числе и такие, которые предусмотреть невозможно. Меня как-то познакомили с одним старым изобретателем ирландцем, который провел значительную часть своей жизни в Бирме. Я встречался с ним довольно часто и даже пытался продать одно из его изобретений. Однажды он спросил меня, где мои родители, на что я ответил, что не имею понятия. Тогда он спросил меня, как зовут моего, отца и чем он занимается. Услышав, что его имя — Джек и что он по специальности был автомехаником, старик явно заволновался. «Гордон, — воскликнул он, — я уверен, что знал твоего отца в Бирме». После этого он говорил всем без исключения, что знал моего отца. Со временем он даже убедил себя, что знал меня ребенком...

ГЛАВА XIII

Так потянулись дни моей второй студенческой жизни. Солнечные и пасмурные, забитые до отказа лекциями, сидением в университетской библиотеке или неожиданно свободные ото всяких дел, но по большей части скучновато однообразные, лишенные каких-либо ярких событий, потому что именно такой была работа, которой я посвятил себя.

Здесь не было ни погони, ни стрельбы, ни пресловутых красавиц, с кинематографической легкостью узнающих самые большие секреты, а было лишь терпеливое ожидание и кропотливый, незаметный труд, который можно сравнять с воспетой поэтом добычей радия. Те же тонны руды — граммы нужного «вещества».

Это был такой же важный и нужный, как и всякий иной, труд, значение которого можно было оценить в полной мере, лишь определив его место в общем трудовом процессе общества, которому я служил. И главный его смысл был довольно прост и сводился к тому, чтобы обеспечить всем остальным участникам этого трудового процесса возможность спокойно созидать и пользоваться плодами своей работы.

Для меня же конкретно, как я уже говорил, эта задача сейчас формулировалась так: выяснить, кто из студентов Школы африканистики и востоковедения — сотрудник специальной службы, по возможности установить какой именно службы, получить их анкетные данные, изучить личные качества.

На быстрый успех я не рассчитывал, так как знал, что англичане редко идут на сближение с людьми чужого круга, особенно с иностранцами. Оставалось только набраться терпения и уповать на «его величество случай», который, как известно, чаще всего приходит к тем, кто его заранее подготовил и умеет ждать.

Я вставал в семь утра (поздно по английским понятиям), несколько минут — на «статическую зарядку» (вполне достаточно, чтобы держать себя в форме), холодная ванна и, проглотив стоя, поскольку в моей кухне нельзя было поместить даже табуретку, пару бутербродов или тарелку овсянки, садился за карточки, на которых были выписаны китайские иероглифы. Час-полтора я занимался грамматикой, просматривал конспекты и в десять (без чего-то) шел в университет. Лекции занимали время до обеда. Обедал я в университетской столовой. По старой традиции, идущей от тех времен, когда университеты были только при монастырях, она называлась «младшей трапезной». Цены в ней, как и качество питания, были на редкость низкими. Я попытался было перейти на вегетарианский стол — его готовили специально для студентов- индусов, но быстро понял, что такая пища не для меня: через час снова был голоден. В конце концов я решил проводить время обеденного перерыва в так называемой «младшей общей комнате», где был небольшой буфет с чаем и печеньем. Там можно было читать газеты или играть в китайские шахматы. Многие поступали так же.

Лекции после обеда бывали не часто. Обычно в три часа я уже выходил из университета и мог заниматься своими прямыми обязанностями. На первых порах, как я уже говорил, это было изучение города и обстановки в нем.

Что касается моего непосредственного задания, то тут я шел к цели шагами, которые нельзя было назвать семимильными. Лишь на пятый день занятий получил впервые возможность познакомиться со своими однокурсниками. Познакомиться — и не больше того!

В перерыве между лекциями, когда все вышли в коридор — длинную, освещенную люминесцентными лампами щель между двумя выкрашенными светлой краской стенами, я оказался рядом с высоким парнем, одетым в твидовый пиджак и светло-серые брюки. Его одежда и более свободная, чем у остальных, манера держаться говорили о том, что он мог быть либо американцем, либо канадцем.

— Похоже, вы — американец? — как бы невзначай бросил я, придвигаясь к парню поближе.

— Славу богу, пока нет, — ответил тот, довольно агрессивно окидывая меня взглядом. По тому, как парень проглотил букву «р», слегка при этом «акая», было легко определить, что это либо канадец, либо житель Новой Англии — северо-восточного уголка США, граничащего с Канадой.

— Вот и отлично. Я тоже канадец, — сказал я, примирительно улыбнувшись. — Из Ванкувера. Вы, видимо, с востока?

— Совершенно верно. Из Оттавы. Том Поуп, — парень протянул руку.

Знакомство, как говорят в Англии, «сломало лед», и вскоре я мог пожать руку еще нескольким стоявшим рядом с нами парням. Ну, а дальше речь пошла о том, для чего они занялись «этим чертовым китайским».

Первым ответил Том.

— В министерстве иностранных дел Канады, где я имею честь служить, — несколько церемонно сказал он, — нет ни одного молодого сотрудника, владеющего китайским. Мне предложили поехать учиться в Лондон, и я немедленно согласился. Я холостяк, да и вообще легок на подъем.

— Ну, я не могу похвастать этим качеством, — заметил высокий прилизанный англичанин, — в данном случае инициатива исходила не от нас. Так, Тэд?

Тэд кивнул:

— Нас направил сюда Форин Оффис.

Стоявший рядом со мной джентльмен лет тридцати пяти хриплым голосом изрек, что он — сотрудник министерства колоний и его тоже послали изучать китайский язык. («В связи с предстоящим переводом в одну из колоний».) Двое якобы служили в полиции в Малайе, и им необходимо было знать китайский для более успешного продвижения по службе. Один был служащим администрации Гонконга (я едва удержался, чтобы не сказать, что в Малайе и Гонконге живут выходцы из Южного Китая, говорящие на совершенно ином наречии, чем так называемый «государственный язык», который они должны были изучать в школе). Еще один «однокашник» — похожий на араба, смуглый парень — представился дипломатом из Израиля.