ГОРДОН ЛОНСДЕЙЛ: МОЯ ПРОФЕССИЯ — РАЗВЕДЧИК

Елизавета II (сомнений быть не могло: благодаря удачному стечению обстоятельств я стал членом весьма солидной организации).

Мой первый вечер с членами лиги прошел удачно. Лекция была достаточно интересной. Во всяком случае, для меня, ведь я стремился как можно больше узнать о стране, где предстояло работать. Перед окончанием собрания я получил (разумеется, за дополнительную плату) значок и галстук лиги.

Закончив все приготовления для переезда в Англию, я купил билет на пароход и выехал в Нью-Йорк. В день отъезда я отправил А. почтовую открытку с видом канадского парламента. Это означало, что мы должны встретиться в условном месте через четыре дня после даты на открытке.

В первых числах марта 1956 года я снова увиделся со своим старым другом. Нью-Йорк уже встречал весну. Улицы казались светлее обычного, воздух чище, полицейские не такими угрюмыми. У входа в Центральный парк продавали фиалки.

А. появился минута в минуту и, раскланявшись со мной, как с добрым знакомым, которого неожиданно встретил, тут же перешел к делу:

— Когда собираешься в Лондон?

— Хоть завтра...

— Ну, зачем же так скоро?

Я давно привык к поразительному хладнокровию своего руководителя и не удивился, что тот ничем не выказал удовлетворения тем, что я сумел так быстро получить «добро» на выезд в Англию. Тем не менее я чувствовал: А. мною доволен.

Я рассказал А., что вступил в члены Королевской заморской лиги. Он одобрительно кивнул.

Нам пришлось встретиться потом еще несколько раз, чтобы я мог четко запомнить условия связи с разными людьми в Европе. По обыкновению, А. помнил наизусть великое множество подробностей. Я, естественно, тоже ничего не записывал и лишь повторял про себя наиболее важные моменты, укладывая их в памяти с помощью различных приемов мнемоники. Думаю, они, эти приемы, нужны, полезны, более того, необходимы — выберите любое слово — не только для разведчиков. Я всегда удивляюсь, почему уже в начальной школе детей не обучают хотя бы самым элементарным правилам столь полезной науки. В особенности если учесть, что еще в древнем Риме мнемонические приемы были широко известны. Мнемоникой пользовался еще Цицерон — известно, он произносил свои знаменитые речи без бумажки — уменье, которое мы постепенно утрачиваем...

Интервью с героем книги

— Чуть-чуть опередим события: мы знаем, какую важную роль сыграла лига в вашей работе в Англии. Но ведь это был просто счастливый случай, просто редкостное везенье — так легко и просто войти в лигу? Вы согласны?

— Да, сама по себе встреча с клерком, запросто предложившим мне стать членом этого в общем-то весьма авторитетного клуба, была чистой случайностью, но надо было правильно оценить эту «редкую возможность» и превратить ее в столь же «счастливую реальность». А для этого нужны были совсем иные категории. Такие, как уменье, понимание, словом, качества чисто профессиональные. Помните Суворова: «везенье-везенье, а где же уменье...» Я не очень путанно выражаю свои мысли?

— Нет, все понятно.

— Вообще же между моими коллегами иногда возникают споры о подобных удачных обстоятельствах. Что это: только чистый случай, удача или закономерный результат хорошей работы? Некоторые товарищи выступают с прагматических позиций, другие целиком отвергают роль удачи или случая...

— А вы?

— На мой взгляд, это результат сочетания и того, и другого. При этом все решает высокое профессиональное мастерство разведчика и его упорство в достижении цели.

И все же мой опыт показывает — и представители опасных профессий, наверное, со мной согласятся, — что есть на свете люди удачливые, которым при прочих равных условиях «везет» чаще, чем другим. Есть и их антиподы — люди «невезучие». Конечно, я не могу дать строгого научного объяснения этому явлению, но от этого оно вовсе не уходит из жизни. Я лишь констатирую факт. Но здесь я должен обратить внимание на одну особенность «везения»: обычно оно приходит к людям, профессионально одаренным. Настойчивым. Человек, который упрямо или, вернее, упорно добивается поставленной задачи, рано или поздно находит пути к ее осуществлению.

— А себя вы к какой категории относите — «везучих» или «невезучих»?

— Отвечу на ваш вопрос так: во время войны в крытом кузове автомашины ехало одиннадцать человек. Вдруг появился самолет противника. Он летел на бреющем полете. Сброшенная им бомба разорвалась буквально в метре от машины, а пулеметная очередь изрешетила кузов. Шесть человек были убиты, двое тяжело ранены, трое, в том числе и я, остались целы и невредимы... Безусловно, это была чистая случайность и троим просто (и к тому же здорово!) повезло.

— Спасибо. Возвращаемся к рассказу о встречах с А.

— Прощаясь с ним, я повторил все, что должен был запомнить, передал сообщение в Центр и письма родным. Мы долго глядели в глаза друг другу и молчали. На ближайшие годы, как мы это отлично понимали, встреч у нас не намечалось.

Из Нью-Йорка я отплыл на океанском лайнере «Америка», который, как нетрудно догадаться по его названию, принадлежал американской пароходной линии в Атлантическом океане (кстати, единственной в то время). Я прекрасно знал, что американские пассажирские пароходы славятся посредственным питанием (входящим в стоимость билета) и отвратительным обслуживанием. Вне конкуренции в этой области — французские лайнеры. Однако, завершив подготовку к переезду в Англию, я не хотел терять ни одного дня и выехал первым же пароходом. Мне не повезло — «Америка» оказалась старой посудиной и к тому же плохо держала волну.

ГЛАВА IV

«Америка» оказалась старой посудиной с какими-то изъянами в конструкции, из-за чего судно испытывало сильную бортовую качку даже в тихую погоду. Многих пассажиров укачало уже через несколько часов после выхода в море, и они почти не вставали до конца путешествия.

— Стюарда! Будьте любезны, стюарда, — стонал, вцепившись в койку (я плыл туристским классом, в четырехместной каюте), один из моих соседей, молодой канадец по имени Билл.

Пришел стюард с блюдом апельсинов и лимонов (Билл так ни разу и не смог поесть в ресторане и был вынужден питаться пять с лишним суток лимонами и апельсинами).

Отлежавшись, канадец рассказал, что направляется в Англию сделать там какую-то сложную хирургическую операцию. Я удивился:

— Неужели эту операцию не умеют делать у нас в Канаде? Или в США.

— Конечно, умеют. Но где я возьму пять тысяч долларов?

— А кто же заплатит за вас в Англии?

— Да никто, — спокойно сказал Билл. — Но в Англии существует национальное медицинское обслуживание. Нужно только еженедельно делать взносы. Зато, если заболел, лечат бесплатно.

— Но ведь вы канадец. На вас это обслуживание не распространяется, не так ли?

— Сейчас, конечно, нет. Но я собираюсь устроиться там на работу. Начну делать взносы, а месяца через три-четыре лягу в больницу. Потом вернусь в Канаду. Так что операция обойдется примерно в триста долларов — стоимость проезда туда и обратно. — Парень явно был в восторге от своей предприимчивости. Я тоже был поражен его ловкостью.

Другим соседом оказался немец Ганс Кох. На него, так же как и на меня, качка не действовала, и большую часть времени мы проводили вместе. Посочувствовав своему позеленевшему от морской болезни соседу, мы пошли обедать в ресторан — огромный (конечно, по корабельным представлениям) зал, сиявший белизной жестко накрахмаленных скатертей, лаком мебели, серебром посуды и бронзой светильников.