Если б я знал в Москве, что с этим человеком мне предстоит косвенно пересечься, я бы непременно рассказал о его 'подвигах', а здесь мне бы никто из тех, с кем я имел возможность познакомиться, не поверил бы никогда. Да и напутствие Павлова однозначно трактовалось как 'всячески скрывать свои способности от посторонних'. Здесь жаловаться на Чайлдса было попросту некому – ничем невозможно объяснить свою информированность. А мое слово против слова героического подпольщика – даже не пыль, нечто гораздо меньшее.
Видимо, труд своего помощника Чайлдс считал заслуживающим хорошего вознаграждения, а может быть, источники достатка были другими, но как бы там ни было в прошлом, к моменту нашего появления дядя Сэм обзавелся приличных размеров хозяйством, где выращивал табак, сою и кукурузу, и для собственного удовольствия совсем немножко разводил лошадей: десятка три-четыре бродили по лугам его земли.
А еще у Батта всегда было много пива – в обед, вечером и обязательно на ночь. Частенько напиваясь, он начинал мечтать, как выставит однажды своих 'лошадок' на скачках 'Кентукки дерби' и, конечно же, они привезут ему к финишу Гран-при.
Захару такое существование было в тягость. С его холерическим темпераментом спокойная, размеренная жизнь воспринималась как наказание. Ему хотелось уже завтра начать переворачивать мир наизнанку, крушить и доказывать всем свою исключительность. Он едва себя сдерживал тем, что каждый день старался уработаться до потери сознания. Да и то ежевечерне начинал жаловаться, что устал от неизвестности и делиться опасениями, что мы доверились не тем и теперь нас попросту выперли из родной страны, и мы окончим свои дни, ковыряясь в грязи посреди штата Кентукки. А я подшучивал над ним и ждал человека, что привезет мне привет от Сомовой Юленьки.
И он появился в конце октября. Когда целыми днями лились со свинцового неба дожди, хотя нам с Захаром уже хотелось снега. Но снег в субтропиках выпадает редко.
Мы с Захаром ковырялись с утра в сломавшемся тракторе, нужно было запустить его до вечера – дядюшка Сэм сказал, что он понадобится ему на днях. Сам он уехал на какую-то местечковую ярмарку, и ждали мы его только к ночи. Причину поломки обнаружили достаточно быстро. Мне даже не пришлось напрягать свою 'память': топливный насос не желал запускаться. Я пошел в сарай поискать замену – у запасливого Батта при большом желании можно было найти и комплект ЗИПа для синхрофазотрона. А когда вернулся, увидел, что Захар о чем-то разговаривает с веселым мужиком в деловом костюме, чем-то похожим на Гаррисона Форда – мы недавно посмотрели-таки 'Звездные войны'. Рядом с нашим трактором стоял красный 'Додж-Дарт'.
Приезжий что-то рассказывал, посмеиваясь при этом, а Захар хмурил брови.
Заметив меня, гость раскинул руки:
— Серхио, как я рад тебя видеть! — однако идти по размокшему от дождей двору не решился, побоявшись испачкать свои блестящие туфли.
Я подумал тогда: 'С чего это незнакомый человек настолько рад меня видеть?'
Но, когда подошел ближе, он протянул руку и сказал:
— Меня зовут Чарли Рассел. Я привез вам привет от Юленьки Сомовой и Валентина Аркадьевича Изотова. — Имена были произнесены по-русски – без акцента. — Я буду вашим техническим консультантом. Все, что касается организационной работы в этом проекте – можно свалить на меня.
Я так устал ждать этой фразы, что даже не поверил сначала в то, что услышал. Рассел повторил и только после этого я протянул ему руку:
— И я рад, Чарли!
Захар взял у меня из рук насос, бросил его под капот трактора и втроем мы пошли в дом. Вернее, мы с Майцевым пошли, а наш гость поехал на своем франтоватом 'Додже'.
Спустя полчаса, попивая чай с пончиками (Сэм каждое утро начинал с приготовления двух десятков этих надоевших нам хуже горькой редьки пончиков), Чарли говорил:
— Мне поручено создать такой механизм взаимодействия с главными фондовыми и валютными площадками, который бы позволил скрыть истинного владельца бумаг и кэша. И я это сделаю. Мне только нужно время на подготовку. Месяца три, скажем. Есть несколько сложностей в техническом плане, но вроде бы с ними можно бороться. Насколько я понял, парни, управлять активами будете вы?
— Не совсем так, — помня предостережения Павлова, возразил я. — Мы просто те, кто будет передавать вам инвестиционные распоряжения.
— Зачем такая сложная схема? — спросил Чарли как бы сам у себя.
— Наверное, тот, кто ее придумал, на что-то рассчитывал, — пожал плечами Захар. — Они же ничего в простоте не сделают – все с умыслом.
— Чудные дела творятся в нашей синагоге, — вздохнул Чарли. — Трудно вот так работать, не зная толком, кто стоит за твоей спиной. Ладно, главное, деньгами нас не обидят, а если есть деньги, то в этой стране решить можно вообще все.
Меня очень тревожило, каким образом к нему попали деньги от Павлова и я просто об этом спросил.
— Не волнуйся, Сардж, — ответил Чарли. — Я в этих делах не новичок. Первые пара сотен – просто наличка. Если речь зайдет о больших деньгах – мы найдем способы легализовать эти суммы.
Рассел допил чай, поблагодарил нас за вкусные плюшки и сказал, что ему уже пора ехать. За окном опять собирался дождь и он боялся, что дорогу может размыть. Чарли оставил нам визитку, но пообещал звонить сам каждую неделю, чтобы держать в курсе дел. Еще он передал привет Сэму, с которым, оказывается, был знаком прежде. И вот здесь я испугался. Потому что в мозгу быстро выстроилась цепочка Рассел-Батт-Чайлдс-ФБР. Если бы в этот момент я не завязывал свои ботинки, стоя в соответствующей позе, он бы увидел мое выражение лица и наверняка потребовал бы объяснений.
Если для отошедшего от дел Батта просьба старого приятеля по партийным делам дать приют двум юным лоботрясам могла показаться совсем не странной, то в случае знакомства Рассела с Чайлдсом и посвящения того в цель нашего прибытия – у ФБР непременно должны были бы появиться вопросы.
— А вы, Чарли, с дядей Сэмом давно знакомы? — Стоя вниз головой, изображая борьбу с неуступчивым узлом, спросил я.
— Я с Сэмом? Да пару лет. Нас познакомил, — я напрягся, — его младший брат. Точно, вот как Сэм переехал сюда из Нью-Йорка, так Джимми все хотел нас познакомить, а вышло только спустя еще год.
— Так вы не были с ним знакомы по его партийным делам? — уточнил я.
— Это когда он в банде Холла геройствовал? Не, — усмехнулся веселый Чарли, — я к ним никакого отношения не имею. Я из другого ведомства.
Я почувствовал себя Сизифом, которому больше не нужно толкать перед собой камень.
— А почему вы называете организацию Холла бандой?
Рассел рассмеялся:
— Вам знакомо слово рэкет?
— Конечно. Вымогательство.
— Тогда вы меня поймете. Гас Холл занимается в отношении нашей с вами страны самым что ни на есть рэкетом – вымогает деньги под обещания активной работы, но максимум на что его пока хватало – имитировать раз в четыре года участие в президентских выборах. И повелось это еще со времен Эрла Браудера, провозгласившего, что учение Маркса не действует на американской земле. Вот так вот. Впрочем, наши начальники наверняка имеют от него какой-то иной прок. Например, я полагаю, несколько тысяч добровольных идейных сексотов и пропагандистов стоят тех небольших денег, что достаются верхушке. Может быть, и еще есть какие-то резоны. Но Сэм не знает, чем занимаюсь я. Я для него – просто хороший знакомый, если вы об этом.
Мне не понравилось его объяснение. Это только слова, причем слова человека, которого я не знал прежде, и на которого не имел никаких способов влияния. Если он меня прочувствовал и сейчас наврал, то весь наш замысел не стоит и копейки. Хотя, если хорошенько подумать, ничего, кроме незаконного пересечения границы, нам пока предъявить не могут. Не смогут, даже если мы примемся баловаться на бирже. Не смогут, даже когда мы станем очень успешными инвесторами. Не смогут до тех пор, пока наши действия не станут для них угрозой. А до того можно работать. Главное, чтобы… неожиданная мысль пришла мне в голову, но обдумать ее я решил позже.
