приближаясь при этом к неосознанной цели?
— Эт точно, — повторил Захар. — А ты не можешь посмотреть – к чему следует приложить силы, чтоб добиться максимальной отдачи?
— Не-а… Для того чтобы увидеть изменения, мне нужно что-то сделать, ведущее к этим изменениям. Рассуждать можно до бесконечности – пока нет действий, ничего не изменится.
— Эх, а я-то думал…
— Еще подумай. Вопрос тот же – цели?
— А какие они могут быть? Есть варианты?
— Записывай, — хмыкнул я. — Первая: сохранение СССР и вообще всего, что мы видим вокруг. На мой взгляд – полная чушь, потому что механизм уже запущен и противиться ему – только слегка оттянуть время и умножить количество пострадавших.
— Нет, Фролов, ну что ты говоришь! — возмутился Захар. — Если Союз сохранить, то мы им всем по жопе настучим!
— Наша цель – настучать кому-то по жопе или чтобы все было ништяк?
— Ну, вообще-то, чтобы все было ништяк. Хотя и по жопе кое-кому настучать… Заманчиво.
— Тогда, как будущий инженер, ты должен понимать, что остановить несущийся под откос каток не сможет никто, ни один кролик, ни второй. Ни оба вместе взятые. Размажет по дороге.
— А если нас будет тысяча?!
— Захар, — я устало пожал плечами. — Давай разговаривать не лозунгами, а предельно прагматично и приближенно к жизни? Сколько тех кроликов передавит твой каток, прежде, чем хоть на чутку притормозится?
— Не мой, а твой! — уточнил Майцев. — Ты про каток придумал!
— Хорошо, мой! Но все-таки, давай будем реалистами?
— Легко тебе говорить: ты будущее видишь!
— И прошу у тебя совета и помощи.
— Ладно, давай, что там 'во-вторых'?
— Пожалуйста: не допустить доминирования США! На мой взгляд, тоже ерунда.
— Почему это?
— Потому, что есть такая наука – экономика. И в ней, не в науке, а в самой экономике, США уже доминируют полвека, подмяв по себя полмира. И если СССР своих ненадежных друзей кормит, уменьшая собственные силы, то американцы поступают мудрее – делают должными своих подопечных, а потом обдирают их как липку под пение о демократии и равноправии. Но ты еще маленький, тебе рано об этом знать.
— Да уж не меньше тебя!
— Только у тебя, Захарка, нет сорока пяти лет памяти и опыта. А у меня есть.
Захар отвернулся, чвыркнул носом, но, посидев пару минут в позе роденовского 'Мыслителя', согласился:
— Не поспоришь. Что там в-третьих?
— В-третьих? Чтоб на Марсе яблони цвели!
— Ерунда! — отмахнулся Захар. — Давай по существу?
— Вот что получается, Захарыч. Если мы пытаемся лезть в политику, к каким-то официальным лицам, нам, скорее всего, не поверят. Будет хуже, если нарвемся на тех самых пресловутых 'агентов влияния' – тогда точно будет 'Здравствуй, речка Колыма!' Если начнем 'просветительскую' работу среди своих друзей и знакомых – будет совсем плохо. У нас в Конституции прописана 'руководящая и направляющая роль партии', а мы, получается, попытаемся ее собой подменить – а это вообще ни в какие ворота не лезет. Мне моя шкурка дорога. Можно попробовать самим пролезть на самый верх – при нашем-то знании раскладов это не сложно. Но есть одно 'но' – у нас совсем нет времени, и мы слишком молоды, чтобы всерьез рассчитывать в ближайшие пять-семь лет достичь какого-то авторитетного положения в обществе. Хоть и был Гайдар не единственным, кто в шестнадцать лет полком командовал, но времена те прошли.
— Эх, куда ни кинь – всюду клин, — прокомментировал мои рассуждения Майцев.
— Слова не мальчика… Ладно, Захарка, вот что я надумал. Как говорил наш вождь и учитель Владимир Ильич, тогда еще просто Ульянов – 'Мы пойдем другим путем'! Если уж не получается у нас встать на пути исторического процесса, мы должны им воспользоваться! Оседлать несущийся каток, так сказать, и постараться поиметь на этом…
Я не закончил фразу, потому что из-за дома вышел наш вчерашний противник – Васька Глибин со всей своей компанией.
— Кажется, мы влипли, — проследив за моим взглядом, прошептал Захар.
Но он ошибся. Васька остановил свою кодлу и указал им пальцем на скамейку метрах в тридцати от нас. А сам, улыбаясь и слегка прихрамывая, подошел к нам:
— Привет, чуваки! — В правой руке у него был пломбир в стаканчике, немного уже подтекающий. По руке извивалась молочная дорожка, которую Васька периодически слизывал.
— Здоров, Вась, — поздоровался я один. — Как колено?
— Хрустит, — коротко пожаловался Глибин. — Сам-то как?
— Да мы нормально. У Захара вон ухо зарастет и вообще все отлично будет.
Васька присел на корточки напротив нас, цыкнул слюной в сторону, взглянув на стаканчик, отправил его вслед за плевком и после этого задумчиво произнес:
— А Олька-то с Кузьменом домой ушла.
Кузьмен был районной знаменитостью – играл на гитаре, колол партачки желающим, пил почти круглосуточно дешевый вермут и играл в карты на деньги. Стопроцентно асоциальный элемент, которому почему-то нипочем были все андроповские строгости.
— Да пофиг, — жестко ответил я. — Хоть с футбольной командой 'Пахтакор'. Пиво будешь?
— Не, я сегодня в завязке, — отказался Глибин. — Вечером на водительские курсы идти, учиться. Так что я пас.
— Ну как хочешь.
Повисло молчание, нарушаемое лишь Захаром, чвыркающим своим распухшим носом.
— Ты что там про Мазари-Шариф говорил? — наконец подошел к теме своего появления Васька. — И где это?
— Просто будь осторожнее. Если, конечно, тебе не хочется стать памятником.
— Откуда ты знаешь?
— Можешь забить. Я не неволю. — У меня не было желания посвящать кого-то еще в свои дела.
— А с Санькой все точно?
— Посмотрим.
— Ладно, Серый, бывай, — Василий поднялся. — Мы ж не враги?
— С чего бы? — Наша стычка была не первой и даже не десятой.
— Ну и ладненько. Пока.
— Пока.
Захар порывался сказать что-то обидное Ваське во след, но сдержался, потому что я показал ему кулак.
— Ты ему что-то сказал? — ревниво спросил Захар, когда Глибин отошел достаточно далеко, чтобы уже не услышать.
— Не обращай внимания, вырвалось случайно.
— Ты, Серый, смотри мне! — Построжился Захар. — Ляпнешь где-нибудь неосторожно, и – капец! Повяжут и в дурку! А то еще антисоветчину пришьют! Тебе оно надо?
— В дурку, говоришь? Вот кстати вспомнил. Не мешало бы мне провериться на предмет шизофрении.
— Если верить всяким 'свободным голосам', то у нас у всех поголовно вялотекущая шизофрения. Во всяком случае – диагноз частый и опротестовать его сложно. — У Захара отец был психиатром, а под кроватью мой друг прятал радиоприемник 'Грюндиг', выменянный на старый мопед. — Так что не испытывай судьбу. О том, что у тебя есть эта самая вялотекущая шизофрения, я тебе безо всяких консилиумов скажу.
