кратера, где уже начали появляться головы в треуголках. — Думаю, будет лучше, если мы отсюда уберемся, — решил он.
Он прыгнул в корзину, Корсон с Антонеллой последовали за ним. Все вместе они принялись торопливо выкидывать за борт мешки с песком. Гондола оторвалась от земли и начала опасно крениться.
— Ложись на дно! — крикнул Корсон Антонелле. Потом; увидев, что негр теряет время на отвязывание каната, рубанул по нему саблей. Волокна оплетки разошлись. Второй удар перерезал сердцевину каната, а резкий порыв ветра завершил дело. Освобожденный шар взмыл вверх, словно ракета. Раздались выстрелы, но пули прошли слишком низко. Прежде чем оружие зарядили вновь, беглецы были уже слишком высоко, чтобы их можно было достать пулей.
Корсон взялся за край гондолы и встал. Стремительный старт прижал его ко дну плетеной корзины, которая опасно потрескивала. Посмотрев на негра, который обеими руками держался за веревки, он положил саблю на дно корзины и помог встать Антонелле.
— Независимо от того, на чьей стороне вы сражаетесь, — сказал он негру, — спасибо вам, что вы вовремя оказались здесь. Меня зовут Корсон, я был членом экипажа…
Он замолчал. Ни к чему упоминать здесь об “Архимеде”, линейном космическом крейсере, участвовавшем в войне между Землей и Урией. На самом-то деле он был солдатом без армии. Если бы не огромное поле битвы Эргистала, он вообще забыл бы о своем военном прошлом.
— А я зуав Туре, — сказал негр. — Начальник взвода и, временно, летчик в транспортном полку. Я был инженером и пилотом геликоптера. Потому мне и доверили этот шар.
Он засмеялся.
— Я сказал, что знаю кое-что об аэронавтике. Мне казалось, что безопаснее летать над всей этой неразберихой. А вы из какой войны?
Корсон заколебался.
— Из межпланетной, — сказал он наконец. — Но я прибыл сюда не прямо оттуда.
— Межпланетная война, — задумчиво сказал Туре. — Значит, вы из времени гораздо более позднего, чем мое. В мое время только начинали интересоваться космосом. Я еще помню день, когда первый человек высадился на Марсе. Это было великое событие…
Он кивнул на Антонеллу.
— А она? С той же войны, что и вы?
Корсон покачал головой.
— Антонелла из мирного времени.
Негр нахмурился.
— Тогда ее не должно здесь быть, — решительно сказал он.
— Почему?
— На этой планете находятся только воины, солдаты, люди, которые по той или иной причине признаны военными преступниками. Я выпустил самонаводящуюся ракету по мирной деревне. Это было в Европе, на острове Сицилия. Я не говорю, будто знал, что делаю, но и не отрицаю своей вины. На войне как на войне.
У Корсона появилась одна идея.
— Вы говорите на пангале, а я всегда считал, что он появился уже после завоевания звезд.
— Это не родной мой язык. Я выучил его здесь. На Эргистале все говорят на пангале и нескольких его диалектах.
— А какой ваш родной язык?
— Французский.
— Ага, — сказал Корсон. Это ничего ему не говорило.
В голове у него множились загадки., но они могли подождать. Шар летел вдоль берега, понемногу меняя направление. Вскоре под ними уже расстилался плоский безбрежный океан.
Они пролетели над группой галер, которые упорно пытались таранить друг друга, но ветер был слаб, и они не могли хорошенько разогнаться. Немного дальше виднелись пузырчатые конструкции, за них сражались создания, похожие на пауков. На Эргистале были не только люди, хотя в районе, где они находились, людей было больше всего. Один или два раза они заметили под водой какие-то большие тени.
Шар постепенно удалялся от берега.
— От голода мы не умрем, — широко улыбнулся Туре, открывая плетеный сундук.
Корсон машинально потянулся к своему мешку с продуктами. Мешка не было, он потерял его в схватке с писарем.
— Здесь есть колбаса, вполне свежий хлеб и красное вино, — сказал негр. Из кармана брюк он достал огромный складной нож и принялся резать хлеб и колбасу. Потом откупорил бутылку и подал Антонелле.
Корсон с интересом смотрел на него.
— Никогда не видел ничего подобного? — спросил Туре, перехватив его взгляд. — Наверное, в ваше время питались таблетками и другой химией. Но и то, что есть у меня, вовсе неплохо. На войне как на войне.
Вино разогрело Корсона. Он закусил хлебом и решил задать несколько вопросов. Перед ним сидел человек, который знал об этом странном мире гораздо больше, чем он сам.
— Меня удивляет, — осторожно начал он, — это пустое небо. Война в воздухе должна повсеместно сеять разрушения.
— Таких правил нет, — ответил Туре. — По крайней мере, мне так кажется. В этом секторе нет ни самолетов, ни ракет, ни геликоптеров. Конечно, это не значит, что в другом районе Эргистала не ведутся воздушные схватки. Я бы первый удивился, будь это так.
— Правила? — Корсон перестал жевать.
— Может, вы заметили одну вещь, — продолжал Туре. — Никто здесь не пользуется ядерным оружием. Разве это вас не удивляет? Хотя вы его вполне можете и не узнать. Но по другую сторону гор атомные бомбы время от времени рвутся. Причем, очень мощные.
Корсон вспомнил столбы огня и грибы дыма, видневшиеся за горами.
— А кто следит за соблюдением этих правил?
— Если бы я знал, то пошел бы к нему и вежливо попросил выпустить меня отсюда. Вероятно, какой-нибудь бог или демон.
— Вы действительно верите, что мы в аду?
Слово это не имело для Корсона особого смысла, и он употребил его, вспомнив о почти забытой в его время мифологии, которую сменил холодный позитивизм. В галактическом языке ад означал исключительно неприятное место.
— Я немало думал над метафизическими вопросами, — признался Туре. — Эргистал похож на исключительно материальный ад. Например, это небо: я бы поклялся, что оно твердо, как стеклянная плита. Я делал триангуляционные замеры, поднимаясь и опускаясь на своем шаре, и мне кажется, что оно находится на высоте от десяти до двадцати километров. Потому-то этот мир, хотя и материальный, выглядит неестественно. Отсутствие горизонта, одна сплошная плоскость… это не поверхность какой-то планеты. У планеты с таким горизонтом должно быть колоссальное притяжение. Мы были бы раздавлены, едва появившись здесь.
Корсон с некоторым удивлением согласился: этот человек из далекого прошлого знал удивительно много.
— Мы находимся не в нормальном пространстве, — сказала Антонелла. — Я ничего не могу предвидеть. Сначала я не беспокоилась, поскольку способность эта временами пропадает, хотя и не совсем.
